28/01/2005

Он рассказывал мне о своем последнем походе в Карелию, а я слушала и думала о своем. О том, как светло и проникновенно об этом же написали и спели питерские барды Сергей Данилов и Александр Гейнц: «Эта церковь в Кондопоге, храм, овеянный снегами… Под ногами стылый камень мерзлой областной дороги… Чуть подвыпивший смотритель осенит знаменьем крестным. Промороженная, с треском, распахнется дверь в обитель…»

—Представляешь, на сто верст вокруг — ни души. А в заброшенной деревне с покосившимися избами — часовня, в которой чистенько и светло. Лики святых смотрят с потемневших от старости бревенчатых стен, — говорил он, неслышно помешивая ложечкой чай в стакане. — Я из этого похода немножко другим вернулся…

Рецепт: как стать счастливым

Новый год в нашей смешной стране многие сограждане с легкой руки Эльдара Рязанова начинают отмечать в бане.

Мои друзья в баню перед Новым годом не ходили и не пили до помутнения рассудка. Они сами все спланировали так, что вечером 31 декабря погрузились компанией в восемь человек в поезд и отправились в Карелию. И новогодняя ночь на колесах никого не расстроила. А как раз наоборот. Можно было смело путешествовать из вагона в вагон, где тебе все были рады, и хоть и не знали твоего имени, но встречали как близкого друга. А поутру все проснулись абсолютно счастливыми.

«Представь, что в северном направлении от Питера едет целый поезд сумасшедших бродяг с бородами и рюкзаками! — говорит мой приятель. — Это мы в Карелию ехали. А кто-то гораздо дальше — в Хибины. Хотят отдохнуть от города, на лыжах покататься. Правда, бывает, что группа ставит себе и иные цели. Как в этот раз у нас было…»

Эксклюзивная экскурсия

А было так. Купили в одном из питерских магазинов карту Карельского Прионежья, на которой были обозначены нежилые деревни. Многие из них были помечены крестиками: какие-то — большими, а какие-то — малыми. Стали читать карту. Оказалось, большой крестик — это церковь в деревне, маленький — часовенка. А места эти оказались вообще историческими: говорят, что именно из этих деревень свозили в свое время в Кижи уникальные экспонаты для музея деревянного зодчества под открытым небом — часовни, храмы, мельницы, амбары и избы. Так и родилась цель зимнего похода: пройти по Прионежью, посмотреть на то, что осталось нетронутым.

Утром первого января группа путешественников, распрощавшись с попутчиками, которые следовали дальше на север, сошла с поезда в городке Медвежьегорске и отправилась к берегу Онежского озера. «Нам с погодой повезло, — рассказывал дальше мне мой приятель, — после питерской слякоти да в настоящую зиму — сердце радовалось!»

А еще повезло с тем, что группа оказалась такой, где все друг друга знают давно. Про такие группы говорят «схоженная». Любой походник скажет, как это важно. Сюрпризов, во всяком случае, гораздо меньше.

— Какие сюрпризы, спрашиваешь? — рассказывает дальше Володя. — Да любые. Хоть и не большой сложности поход, но в нем все серьезно. Взять хотя бы такое дело, как справедливое распределение общего веса. Можно нести продукты, которые постепенно убывают. А есть вес постоянный. Это топор, пила, печка, шатер.

Выбирается завхоз группы. Его задача — справедливо все взвесить и распределить. А также поручить каждому участнику похода закупить продукты.

Продуктовая «раскладка» меня умилила. Возьмем, например, один завтрак. «Сахар: 8 раз по 3 кусочка. Колбаса (или сыр) — 8 кусочков по 50 г. Чай — 8 пакетиков…». И так далее. Каждый завтрак, каждый обед и каждый ужин. Причем обед в зимнем лыжном походе — не самое главное. Световой день короткий, и тратить его на поглощение пищи жаль.

Зато с наступлением сумерек старались не упустить момент: вовремя найти место для шатра и хорошую сушину для костра. Под шатер, не снимая рюкзаков — в полном снаряжении каждый походник на несколько килограммов тяжелее, — утаптывали площадку. По периметру втыкали в снег лыжи, за которые крепили растяжки шатра. Потом печку внутрь, и спустя какое-то время в походном доме можно было раздеваться до футболки, так нагревалось шатровое нутро. И ночью в спальнике было ничуть не холоднее, чем дома под пуховиком.

«Три свечи в пустом пространстве…»

Ночевки во время похода в домах у местных жителей не приветствуются. Не по-походному это! И все же один раз правилу изменили. Грех не воспользоваться приглашением. И очень уж хотелось посмотреть на житье-бытье карельского фермера, которому, в свою очередь, тоже не терпелось поговорить с приезжими туристами. Да еще из Питера! А утром следующего дня фермер устроил во дворе маленькую корриду: выпустил погулять бычка-первогодка, который просто одурел от зрителей и кинулся наворачивать круги по деревне.

В другой деревне встретили охотника, который, плюнув на блага цивилизации, завалился в глухомань с ружьишком и с любимым… котом. Днем шатается по окрестностям, пугая живность, а вечера коротает с усатым-полосатым. Говорит, помогает от депрессии и зимней усталости.

А вообще-то вымершие деревни — зрелище грустное. Ни следа на улочках, ни огонька, и только ветер-сиверко с Онеги залетает в разбитые окна покосившихся «изоб» — так, а не иначе склоняют местные жители это русское слово!

В любую избу можно войти — ни замков, ни запоров! На печке в мешочке — запас сухарей, в банках — крупы. Для заблудившегося гостя и кров, и дом. А еще это говорит о том, что летом в деревню приезжают хозяева, и она, деревня, оживает. А в покосившуюся часовенку наведываются прихожане, и она тоже оживает, озаренная теплым огнем свечей…

…Три иконы — все убранство. Что еще просить у Бога?
Величаво, не убого — Три свечи в пустом пространстве.
Тишина скрывает вздохи, Стены скрадывают тени,
Всех судеб переплетенье Финско-русской Кондопохьи…
«Может, выветрилась вера…»

«Хотим трех Иванов!» — заявили в один из дней походные дамы. Не подумайте плохого: «Три Ивана» — это источник, про который рассказали местные жители. Поговаривают, что если окунуться в него, то вечная молодость обеспечена.

Отказать женщинам нельзя — отправились на поиски «Трех Иванов». И нашли. Родник, незамерзающий в лесу. Исток укрыт в избушке. Внутри — помост из неструганых досок, под которым бьется живая вода. Напились от души и пожалели, что не занимались моржеванием: купаться в источнике все же не решились.

— Вот так мы сходили на зимнюю экскурсию, — закончил свой рассказ Володя. — Знаешь, первый раз так: как будто из святого источника напились. Да ведь и правда было, напились…

Я нажимаю на клавишу, и из магнитофона льется печально и величаво:

…И взлетают над Онегой,
Словно птицы, наши души.
Я забыл о них. Послушай,
Ведь они белее снега.
Каждый может их обидеть,
Каждый может взять их в руки,
Каждый может… Но со стуком
Затворилась дверь в обитель…

— Кто это поет? — спрашивает приятель, потрясенный глубиной стиха. — Как будто мысли мои подслушали…

— Это наш питерский дуэт — барды Сергей Данилов и Александр Гейнц, — отвечаю ему. — У них 28 января в Концертном зале у Финляндского юбилейный вечер — 25 лет вместе поют. Пойдем?

Он кивает согласно. Молчит, потрясенный тем, что услышал. И повторяет одними губами запомнившиеся строчки, которые как нельзя лучше иллюстрируют его собственные пережитые ощущения:

…Вечер. Снега по колено.
В небе сумрачно и серо…
Может, выветрилась вера,
Но остались эти стены…

Алиса Белянская

«МК в Питере»