Сейчас, когда я пишу эти строки, невероятная, но правдивая история наших похождений уже стала покрываться тонким налетом художественного вымысла, поэтому не стоит искать точного совпадения имен некоторых персонажей этого повествования с реальными людьми. Единственное, за что я могу ручаться, это то, что всё, о чем я буду рассказывать, действительно имело место быть в Греции жарким летом 2006 года.

 

История эта началась примерно за два года до описываемых событий, когда Андрей – мой хороший друг (а «в миру» – президент крупной санкт-петербургской строительной компании) – решил провести отпуск со своей семьей на благословенной земле полуострова Халкидики. Помимо купания в Эгейском море, приятных и, как оказалось впоследствии, великолепных деловых знакомств, последующих совместных трапез и общения, программа отдыха включала в себя несколько экскурсий, в том числе и на Святой Афон. Поездка эта была познавательной, но подпорченной отсутствием возможности сойти на берег полуострова: путешествовали всей семьей, а женщин, как известно, в те края не пускают. Пришлось довольствоваться видом на афонские монастыри с воды. Андрей уверяет, что именно в эти часы созерцания и пришла ему в голову мысль о настоящем «мужском деле» – о паломничестве на Афон в Свято-Пантелеймоновский монастырь…

 

Прошло без малого полтора года. Был ненастный октябрьский вечер, как, впрочем, и большинство октябрьских питерских вечеров. Мы разыгрывали третью или четвертую партию на бильярде, когда Андрей, слегка прищурив глаз и выцелив «свояка», произнес: «А не посетить ли нам Афон?» И положил шар в лузу. Похоже, вопрос был решен, но, поддерживая обсуждение темы, я поинтересовался: не в мужской ли монастырь часом нас потянуло, а если да, то зачем? Далее последовали пространные рассуждения Андрюши о пользе философствования под греческими звездами, прогулок по горам под греческим солнцем, трапез с монахами греческим вином. А что там делать в течение трех-четырех дней паломничества мы, как полагал мой друг, разберемся на месте – не маленькие. По рукам мы не били: устной договоренности было вполне достаточно. Прошло еще девять месяцев…

 

ВТОРНИК

 18 июля 2006 года, практически через сутки после трогательного прощания с Людмилой Путиной, Лорой Буш, Бернадетт Ширак и другими очаровательными и высокопоставленными женщинами (это тоже интересная, но совершенно другая история…), я поднялся по трапу на борт суперсовременного авиалайнера «ТУ-214» и приблизительно через 3 часа полета оказался в аэропорту греческого города Салоники, где меня должен был ждать деловой партнер и приятель Андрея – Телемах, а если проще – Тел. Андрей прилетал вечером другим рейсом, но Тела я прекрасно знал в лицо: мы с ним встречались на стадионе «Петровский» во время одного из матчей «Зенита», когда Андрей пригласил его поболеть вместе с нами за любимую команду. Языкового барьера я не боялся, зная, что Тел великолепно говорит по-русски: все-таки большую часть жизни он прожил в Грузии, откуда в свое время и перебрался в Грецию. Я вообще ничего не боялся; после двенадцати лет различных поездок за границу, в том числе трех полуторамесячных гастролей по Соединенным Штатам бояться заблудиться в чужой стране или, не дай Бог, аэропорту, просто смешно.

В первых рядах толпы туристов, прибывших на берега Эллады, я оказался у стойки паспортного контроля, первым его прошел, остановился у ленты карусельного транспортера, на который лениво, откуда-то сверху из трубы, падал багаж нашего рейса, и замер. Дело в том, что чемодан, с которым я путешествовал, был взят мной впервые, и я абсолютно не помнил, как он выглядит. Понимая весь идиотизм складывающейся ситуации (разглядывать вещи 163 пассажиров, надеясь, что твой багаж останется последним на транспортере, – забавное времяпрепровождение), я напряг память. М-м-м-м… На чемодане были специфическая полосочка, металлическая лейбочка и какая-то скобочка под колесами… Этот, вроде, похож, но он явно в паре с другим катается и размером поменьше… Вот, черт!.. У транспортера стали медленно накапливаться люди: они забирали свои сумки, чемоданы, пакеты, складывали их на тележки, беззаботно проходили таможню и исчезали в проходе, в конце которого меня наверняка уже ждал Тел. Моего чемодана не было. Блин! Почему это должно было случиться именно со мной! Ну, нет моего чемодана, уже и багаж перестал новый поступать. Э-эх, летит мой чемодан сейчас куда-нибудь в Анталию или во Франкфурт, перепутали в Пулково, не раз уже бывало, но ведь с другими, ну почему теперь это я… Этот все-таки похож, но не мой… А вдруг мой уже взяли и вынесли, перепутав, здесь же никто не проверяет эти чертовы бирочки, этим грекам всё до лампочки. Не-е-ет, им не до лампочки – им до фонаря, смотри как они всех пропускают, хоть бы у кого вещи посмотрели… И тут я заметил, что единственный человек, который стал представлять интерес для таможни – это я, поскольку я уже с полчаса, пропустив добрые две трети пассажиров своего рейса, стою и вглядываюсь в чужие сумки и чемоданы, что-то постоянно обдумывая про себя. Этого еще не хватало… Стоят, посматривают напряженно… А как я буду с ними объясняться? Ладно, в Лос-Анжелесе с иммиграционной службой справился и здесь как-нибудь… Вот, номер: сейчас какой-нибудь балбес, хорошо еще если наш отечественный, доберется до отеля, откроет чемодан, а там мои вещи… Сейчас надо будет как-то все это объяснять, хотя можно позвонить Телу, чтобы «подтянулся» к таможне и помог… Впрочем, есть еще надежда: и пассажиры не все прошли, да вот, похоже, и незнакомые какие-то вещи на транспортере появились: может, не все сразу выгрузили?.. Наверное, не стоит и говорить о том, что через 40 минут разглядывания багажа рейса FV261 Пулково – Салоники я спокойно выудил бы все эти баулы и сумки из груды любых других вещей только на основании их внешнего вида.

На карусели транспортера появилось несколько новых пакетов и один чемодан «Samsonite» не той расцветки, что привычно хороводили рядом со мной все это время, но моего чемодана не было… Прошел почти час. На паспортном контроле осталось три человека. На транспортере – три упакованных коробки, одна сумка и один чемодан, тот самый, что с самого начала кружился в паре. Таможенные офицеры, провожая меня непонимающими взглядами, ушли на заслуженный отдых в свой офис. Я, обреченно вздохнув и понимая, что исправить уже ничего невозможно, взял с багажной ленты единственный чемодан; убедился, что он мне незнаком и, направляясь к служащей аэропорта, сверил номер на бирке и на билете. Они совпали! Я обомлел! Целый час я завороженно наблюдал, как этот мой чемодан кружился на багажной ленте транспортера, вместо того чтобы давно выйти с ним под знойное греческое небо, перестать беспокоиться и начать жить… Из оцепенения меня вывел нежный голос с непередаваемым акцентом, почти прошептавший: «Сan I help you, sir?» «Fine!» – почему-то невпопад ответил я и радостно покатил свой чемодан к выходу. Встретивший меня Тел изумленно посмотрел на часы и посетовал, что в этот раз пограничники Греции были слишком ретивы. Я поддакивал и кивал, понимая, что объяснить ему истинную причину моей задержки без ущерба для собственной репутации будет весьма проблематично.

Дальнейший путь от Салоников до Каллифеи был достаточно прозаичен, если не считать, что Тел вел автомобиль со средней скоростью 140-150 км/ч, попутно рассказывая о свойствах местного мрамора, особенностях местного климата, обычаях и нравах местного населения. На размышлениях о том, что греки – потомки инопланетной цивилизации, а место, где я нахожусь, – её исторический оплот, нам пришлось остановиться: мы прибыли в конечный пункт нашего путешествия – Aegen Melathron Hotel.

Опустим события первого дня – они не имеют отношения к дальнейшему повествованию. Ночером (а так у нас называется время, когда вечер уже закончился, но спать еще никто не лег) в отеле появились Андрей и Ирина. Таким образом, в ночь со среды на четверг команда паломников и группа сочувствующих в лице Ирины была в сборе. Хитрые планы было решено строить с утра.

 

СРЕДА

Проснулись мы рано: утреннее Эгейское море и греческое солнце крайне полезны для людей северных широт. После завтрака подъехал Тел, и мы отправились в местную турфирму на встречу с девушкой Наташей – получить документы  и указания, связанные с поездкой, а также задать некоторые вопросы, давно нас интересовавшие. Пока же мы решили выспросить всё, что возможно, у Тела.

— Тел, а ты бывал на Афоне, — спросил я, пребывая в надежде узнать всё сразу, здесь и сейчас.

— Нет, Сергей. Слышать – слышал. Сам не видел…

— …и другим не советуешь, — хмыкнул я.

— Ну-у-у, почему, — протянул Тел. — Место, говорят, интересное: женщин туда не пускают под страхом смерти. Там даже птицы только самцы!

— Это как это? — Андрей очнулся от утренней дремоты и активно включился в разговор. — А кто осуществляет отбор в небесах?

— Кто в небесах, тот и осуществляет, — глубокомысленно изрек Тел, на скорости вписываясь в очередной поворот горной дороги. Мы с Андреем переглянулись.

— А что там с сотовой связью? — через паузу продолжил я. — И можно ли подзарядить аккумулятор у трубки, когда понадобится?

— Какой аккумулятор? – усмехнулся Тел. — На Афоне нет электричества, одни свечи, ну, там, факела в монастырях… лунный свет…

Мы с Андрюшей переглянулись снова, но уже со значением.

— Значит так, — решительно произнес Андрей. — У нас два телефона. Если разговаривать по очереди: сначала по одному, потом по второму – на три дня точно хватит.

Здесь надо заметить, что у меня с собой был не совсем телефон и совсем не телефон. Уже примерно полтора года я с удовольствием пользовался коммуникатором – этаким гибридом наладонного компьютера и телефона. Правда, в последний момент перед отбытием в Грецию он вдруг перестал воспринимать sim-карту, и мне пришлось достать из загашника старенький Siemens. Кнопки телефона нажимались с трудом, но связь он держал четко. К слову, и аккумулятор его разряжался на порядок медленнее. «Продержимся», — подумал я и, молча кивнув Андрею, стал смотреть на оливковые рощи, мерно пролетающие мимо окон автомобиля.

К офису турфирмы мы подъехали вовремя, но Наташи на месте не оказалось. Подружки-коллеги, многозначительно хихикая, сообщили нам, что она уехала с руководством фирмы на важное и неотложное мероприятие, и нам ничего не оставалось, как, оставив номера телефонов для связи, отбыть по своим не столь таинственным, но не менее судьбоносным делам. В течение всего дня мы исколесили половину полуострова Кассандра и посетили две строительные площадки, где Андрей с Телом начали возведение небольших коттеджных поселков; какие-то серьезные муниципальные учреждения, что было крайне необходимо для получения неких весомых подписей; а также почти достроенный домик Андрея неподалеку от селения Скиони, где, согласно преданиям, воины, возвращавшиеся с Троянской войны, выпустили из трюмов галер наложниц – подышать свежим морским воздухом, а те корабли сожгли, воинов на себе поженили и вышеозначенное поселение основали. Задумавшись о женском коварстве, мы вспомнили о Наташе: телефоны молчали весь день, запланированное на завтра паломничество было под угрозой, и мы вместе с Телом рванули в турфирму, опережая ее закрытие.

Наташа была на месте.  Симпатичная украинская девушка, радостно встретив нас, посетовала на трудный рабочий день и с готовностью стала объяснять нам порядок наших дальнейших действий, по ходу дела отвечая на наши незамысловатые вопросы.

— Присаживайтесь, — проворковала Наташа. – Ваша заявка у нас в работе уже два с половиной месяца. Всё в порядке. Завтра с утра в Уранополе вы получите диамонтирионы (пропуски-визы на Афон), заказанные в Пантелеймоновском монастыре, сядете на первый паром и доберетесь… Кстати, а как вы попадете в Уранополь? — вдруг неожиданно прервала свои размышления наш туроператор.

— А как можно в принципе это сделать и во сколько мы там должны быть? — вопросом на вопрос ответил Андрей.

— Паром отходит в 8.30, езды на автобусе здесь часа два с половиной, в общем, выезжать надо часов в 5 утра… А если на машине, то позже… часов в шесть…

— Так в чем проблема, давайте на машине, — произнес Андрей.

— 200 еврО, — отрезала Наташа (именно так с ударением на последнем слоге и называют общеевропейскую валюту греки) и торопливо добавила. — В эту сумму входит и обратная доставка клиента из Уранополя в гостиницу через три часа после звонка клиента водителю.

— Не вопрос, — кивнул Андрей. — С машиной решено. Вы лучше расскажите нам, Наташа, что мы там делать будем?

— А я откуда знаю, — кокетливо вскинула ресницы девушка. — Нас туда не пускают.

— Но вы же отправляете туда туристов, э-э-э… паломников, ну-у-у… всех тех, кто хочет и может там оказаться…

— Мы никого не отправляем, мы содействуем, — заученно произнесла Наташа.

Тут бы нам и задуматься. Первый звонок прозвучал столь отчетливо, что не услышать его мог только абсолютно глухой. Впрочем, такими мы и были: ощущение близости благословенного Афона не давало возможности мыслить здраво.

— Наташа, простите, а Вам что, никто из тех, кому Вы посодействовали, ничего потом не рассказывал, — поинтересовался Андрей.

— Или просто никто не возвращался? – Спешно добавил я.

— Что вы?! Конечно, возвращались, – на полном серьёзе отреагировала Наташа. – Просто чего с нами потом разговаривать…

Второй звоночек был так же не услышан, как и первый: нас продолжали интересовать наболевшие вопросы.

— А можно ли подзарядить на Афоне телефон?

— На Афоне нет электричества.

— Какова форма одежды?

— Обычная летняя. Колени и плечи должны быть закрыты. Шорты и майки без рукавов исключены.

— Место нашего…

В этот момент зазвонил телефон, Наташа привычным жестом сняла трубку, выслушала первую фразу и показала жестами, чтобы мы немного подождали.

— Пойдем-ка, покурим, — сказал Андрей, не подозревая, какое место во всей нашей истории займет эта фраза впоследствии.

Мы вышли из офиса в теплый греческий вечер, покурили и совершенно случайно познакомились с нашим завтрашним водителем Тимуром. Как и Тел, он оказался выходцем из Грузии, как и Тел, он хорошо говорил по-русски, как Тел и всё остальное население Кассандры, он ничего не знал об Афоне, кроме самого факта его существования. Нам был показан шикарный белый микроавтобус, что-то вроде Volkswagen Transporter, на котором утром мы отправимся в Уранополь к заветной цели паломничества – всё более и более загадочной стране Афон.

— Андрей! Сергей! Где вы?

Услышав, что нас зовут, мы потушили очередные сигареты и поспешили в прохладу кондиционеров вглубь офиса турфирмы. Что-то изменилось: глаза Наташи сияли, в них появился нескрываемый интерес к самому нашему существованию.

— Ребята! А как насчет того, чтобы захватить на Афон небольшую посылочку? Мне сейчас позвонили из Москвы: посылка уже летит в Салоники. Тимур, который вас завтра повезет, через пару часов поедет в аэропорт и доставит ее вам уже утром, — затараторила Наташа, а мое сознание стало заволакивать предвкушение причастности к таинствам загадочного полуострова. Только бы Андрей не отказался, только бы не отказался… Это, значит, мы вроде как не со стороны на Афон попадем, а почти как свои, к кому-то конкретному. Он и займется нами, всё объяснит и покажет… Только бы не отказался… Из оцепенения меня вывел все тот же украинский говорок.

— …Если вы согласитесь, я договорюсь с отцом Бенедиктом, и он вас встретит. Собственно, у него вы и сможете остановиться.

Похоже, последняя фраза, которая придавала нашей грядущей поездке хоть какую-то определенность, оказалась решающей. Андрей утвердительно качнул головой – участь посылки для отца Бенедикта и отчасти наша была решена. Наташа немедленно отклеила от стопочки небольшой зеленый квадратик бумаги для заметок и стала записывать на нем краткие рекомендации, попутно всё объясняя. Этот листочек и сейчас передо мной. Я смотрю на него, и незабываемая история нашего паломничества всплывает в памяти, сверкая изумительными, подчас неожиданными подробностями ушедшего в прошлое лета.

— Итак! Вы утром доезжаете до Уранополя, Тимур помогает вам оформить диамонтирионы, вы покупаете билеты до Дафни и садитесь на паром, — щебетала Наташа, покрывая листочек тонкой вязью строчек. — Потом у вас пересадка на другой паром. Конечный пункт вашей поездки – пристань Святой Анны. Там вас встретит отец Бенедикт, и с ним вы уже решите, что и как. На всякий случай для связи я запишу вам телефон отца Бенедикта.

Мы уходили, подтрунивая друг над другом, вполголоса перешептываясь о том, что мировая наркомафия в нашем лице только что нашла идеальных курьеров, что посылка – это, несомненно, контрабанда, вопрос в том – какая? Уже в машине, возвращаясь с Телом в гостиницу, я спохватился:

— Тел! А какой такой может быть телефон у отца Бенедикта, причем, судя по всему, трубка, если на Афоне нет электричества? Он его где подзаряжает?

— Вы просто не представляете себе, что такое Афон, — ответил невозмутимый Тел и  вдавил педаль газа. — Это как айсберг. Все основное скрыто от глаз. На Афоне расположен командный центр православного войска, в подземельях надежно охраняются секреты тысячелетий – манускрипты, тайные знания и откровения. Естественно, что верхушка  афонских монахов имеет доступ и к электричеству в том числе. Вам здорово повезло: похоже, вы попадете туда, куда среднестатистическому туристу вход заказан.

Сердце ухнуло в пятки. Повеяло мистицизмом и «Кодом да Винчи». До отбытия на Афон оставалось менее восьми часов. Мы прибыли в гостиницу, поужинали, разошлись по номерам; я принял душ и собрал нехитрый скарб паломника на три предстоящих дня – фотоаппарат, зубную щетку и пасту, пару футболок, пять смен белья и пять пар носков. Что руководило мной в этот момент, не знаю. До сих пор не могу понять, к чему я готовился. Наверное, к полному и безоговорочному очищению. Вторично приняв душ, я уснул сном будущего праведника.

 

ЧЕТВЕРГ

Встав в пять утра, быстро искупавшись и позавтракав, мы курили у входа в гостиницу. Небольшая сумка Андрея и мой рюкзачок, вместив в себя, кроме всего прочего, сухие пайки, выданные отелем, лежали у клумбы, спокойно, как и мы, ожидая приезда микроавтобуса Тимура. Под утреннюю сигаретку мы обменивались впечатлениями от вчерашних полуночных сборов.

— Ты представляешь, — говорил Андрей. — Я вчера думаю, что бы взять почитать с собой. Ну, всяко за три дня какое-то бездельное светлое время выпадет. Выбрал книжку, кладу её в сумку, а Ирина мне и говорит: «Ты что, совсем сдурел – на Афон отправляешься и «Мемуары гейши» с собой в качестве настольной книги берешь?»

Мы посмеялись. Я тактично умолчал о количестве трусов и носков в своем рюкзачке, подумав: раз так сложилось, так тому и быть. Тимур слегка запаздывал, и мы закурили еще по одной. Со стороны Ситония в небо плыл красный шар – колесница Гелиоса только набирала обороты, вокруг пели народные греческие птицы, цвели национальные греческие растения; сзади тихо, едва шурша резиной по асфальту, подъехал Citroen С2. Из него с трудом вылез Тимур. Высоко под облаками еле слышно прозвучал третий и последний звоночек: нам давали понять, что сегодня колесницей управляет Фаэтон, но для нас уже не существовало преград ни земных, ни небесных – мы отправлялись в паломничество!

— А где микроавтобус? — хмуро спросил Тимура Андрей.

— Я подумал, слушай, зачем нам троим микроавтобус? Мы и так доберемся – домчу вас, как птица!

— Это если мы внутрь поместимся, — добавил я, скептически оглядывая творение французской инженерной мысли с интересом Левши, впервые наяву узревшего блоху.

— Вай, что вы! Всей семьей ездим! — обиженно возразил Тимур и добавил, что в ней можно курить.

Мы не стали выяснять количественный и качественный состав семьи Тимура: последний довод был более чем убедителен: трудности и лишения только готовили нас к грядущему трехдневному аскетизму, а поездка обещала быть не только тесной, но и дымной. Тимур открыл багажник, мы поднесли поближе свои незатейливые пожитки и обмерли: занимая почти половину полезного пространства, обернутое плотным белым полиэтиленом, многократно перевязанное толстой полиацетатной веревкой лежало ЭТО. С одного края ЭТОГО, защищая руки неведомых нам доселе носильщиков, свисал согнутый вокруг веревки кусок плотного картона, недвусмысленно намекая о весе московского «послания».

— Не иначе, как подарочек отцу Бенедикту, — как можно более беззаботно проговорил Андрей и старательно разместил в багажнике свою дорожную сумку, одновременно пытаясь сдвинуть посылочку и оценить ее вес: спрашивать о тяжести «сувенира» почему-то было неловко. Загадочный пакет не сместился и на миллиметр. Мой рюкзачок уже был заброшен достаточно небрежно: что толку экспериментировать – доедем до места, там всё и оценим, опять же отец Бенедикт предупрежден – встретит.

Не стану описывать прелесть утренней дороги из Каллифеи в Уранополь: просто не хватит слов, позволяющих передать это несравненное ощущение полета по-над греческими горами и холмами, покрытыми лесом, утопающими в молочно-белом тумане, подсвеченном лучами восходящего солнца. До сих пор жалею, что так и не остановились мы на одном из перевалов, чтобы сфотографировать всё это великолепие: парящий вдали Олимп и мы, напоенные светом и радостью путешествия. Подумалось: успеем на обратной дороге, а уже не получилось. В принципе, с годами убеждаешься, что всё надо делать сразу, «здесь и сейчас», не откладывая на завтра: завтра может уже и не быть. Так в приснопамятном 2001 году мы с моим другом Сашкой неделю провели в Нью-Йорке, до этого полтора месяца колеся по Соединенным Штатам, устали и отказались посетить смотровую площадку Всемирного Торгового Центра, сказав: «Потом, в следующий раз».  До 11 сентября оставалось две недели…

В Уранополе мы оказались вовремя. Тимур подвез нас непосредственно к представительству Афона, где, заняв место в небольшой очереди, мы приготовились стать счастливыми обладателями пропусков на афонскую землю – диамонтирионов. Забавное слово. Ну, никак не запомнить. Один раз посмотрев и правильно написав его, теперь я старательно копирую предыдущее написание, меняя по ходу рассказа число и падеж. Ладно, по сути оно нам встретится еще разочек и всё. Пока шло оформление этих своеобразных виз, мы изучали настенную агитацию, где на разных языках, исключая русский, и с помощью соответствующих фотографий паломникам объясняли, как и в чем можно разгуливать по монастырям. Мне почему-то это напомнило ленинскую комнату в воинской части и стенды, посвященные форме одежды советских солдат, старшин и офицеров. Из состояния воспоминаний о славных днях, проведенных в Советской Армии, меня вывел незатейливый вопрос Андрея: «Серег! А у тебя запасные носки есть? А то я, как всегда, без носков, а у них это… того… нельзя, так получается».

Надо сказать, извините за столь интимную подробность, Андрей ходит без носков практически постоянно, и я, увидев перечеркнутую красным фотографию босой ноги в сандалии, порадовался, что захватил с собой пять комплектов сменного белья и пять пар носков. Переведя взгляд со стенда на Андрея, я утвердительно кивнул и заговорщицким шепотом сообщил, сколько у меня всего с собой. Андрюша усмехнулся и как-то странно посмотрел на меня, по-новому, с интересом. Тут прозвучали наши фамилии, и вожделенные бумаги оказались у нас на руках. «Вот он, пропуск в рай», — пронеслось у меня в голове, но Тимур уже увлекал нас в кассы за билетами на паром, и какая-то очень важная мысль, не успев до конца оформиться, исчезла в утренней сутолоке причалов Уранополя.

Настала пора сделать одно очень важное замечание. При всей беззаботности описания нашей поездки, чувства нас одолевали нешуточные: каждому было что спросить у афонских монахов, что замолить, о чем замолвить слово. Не религиозные фанатики, но и не оголтелые атеисты, мы чтили церковь как институт и посещали её как храм, пусть нечасто, но ведь и вера живет в самом человеке. Не стану углубляться, но ждали мы просветления, истово желая его, не прося снисхождения, но (где-то по-детски) надеясь на чудо…

К офису, где располагались кассы, продающие билеты на паром, мы подошли чуть раньше, минут за десять до их открытия. Перед нами было 5-6 человек, среди них русские, но мы гордо хранили молчание: чувство, что мы недостойны того, что задумали, не покидало нас с момента получения документов, разрешающих въезд на Афон, и общение с соплеменниками грозило только усугубить этот комплекс неполноценности начинающего паломника. Откуда-то из-за спин сзади стоящих вынырнул здоровенный детина в полосатой рубашке «поло». К нему присоединился еще один громила размером не меньше, они вдвоем подняли защитные жалюзи, открыли дверь и… стали кассирами. «Боже, на них пахать можно, а они бумажки рвут», — было подумал я, но процесс выдачи-продажи билетов настолько увлек меня, что стало не до трудоустройства двух молодых здоровых греков. Пресловутое складывание и склейка коробочек в больнице им.Скворцова-Степанова или в «Доме хи-хи» на Пряжке значительно более интеллектуальный и физически изнуряющий труд. Продажа билетов выглядела так. Первый здоровяк, не поднимая головы от стола, брал из ваших рук пропуск-визу и спрашивал, до какого пункта вам нужен билет.  Вы отвечали, и в это самое время Второй за соседним столом, точно так же не поднимая головы, с помощью линейки отрывал «единый» билет по риске, соответствующей той или иной пристани. Деньги получал первый, возвращая бумаги. Подозреваю, что исключение в этой процедуре было сделано всего единожды. Для нас.

Когда подошла наша очередь, вперед вышел Тимур и, как было оговорено заранее, сообщил на чистом греческом языке, положив перед Первым на стол наши въездные документы, о том, что господа следуют до пристани Святой Анны. Монстры подняли головы, в глазах их заиграло изумление, полилась плавная эллинская речь. Дальнейший диалог я приведу без упоминаний о переводе: естественно, он присутствовал.

Тимур повернулся к нам и произнес: «Они спрашивают, уверены ли вы, что едете туда, куда вам нужно?»

Нехорошо засосало под ложечкой, но отступать было нелепо и, достав заветный зеленый листочек, где рукой девушки Наташи были выведены путеводные письмена, я схватил за рукав Тимура и злорадно спросил: «Это писала Наташа?»

— Наташа.

— Когда объясняла нам, как найти отца Бенедикта?

— Ну-у-у.. да.

— Здесь что написано?

— До Дафни. А потом до пристани Святой Анны.

— Так вот и скажи им, что мы идем до этой пристани, — ввернул я «по-морскому».

— Дело у нас там, — многозначительно добавил Андрей, понимая, что мы только что привлекли к решению вопроса полномочного представителя турагенства, и он подтвердил нам ранее данные указания. За что, если что, и ответит.

Тимур повернулся к Сцилле и Харибде мужского пола, что-то сказал, заплатил положенную сумму, выслушал какие-то инструкции от потерявших всякий к нам интерес детин и, наконец, протянул нам два билета.

— Держите!

Мне показалось, что он утер пот со лба и облегченно вздохнул. Формально его миссия считалась законченной: на борт парома нам предстояло подниматься без провожатых. Мы проводили Тимура до машины, достали из багажника свои вещи и посылочку, в которой по самым скромным прикидкам было килограмм пятнадцать, попрощались с нашим водителем до субботы и сели на скамеечку перекурить. Перед нами на земле стояла загадочная коробка, по моим прикидкам 60х40х20 см, сквозь полупрозрачный полиэтилен можно было увидеть, что внутреннее содержимое упаковано в развернутые картонные коробки из-под виски Johnnie Walker. Представить себе, что мы доставляем на Афон контрабандный виски, попахивало бутлегерством и было явным перебором. Зная, что любопытство погубило кота, мы, тем не менее, не оставляли попыток хотя бы предположить, что такое тяжелое срочно понадобилось пока неизвестному нам отцу Бенедикту. На всякий случай мы приподняли вдвоем коробку и покачали её. Не булькало. Мы сели на скамеечку и замерли в раздумьях. Тем временем небольшой порт Уранополя жил своей собственной размеренной жизнью: к пирсу подходили небольшие катера, подъезжали машины, что-то выгружалось, что-то загружалось, одним словом, полчаса до посадки на паром мы изображали двух внештатных сотрудников ГРУ на отдыхе, привычно отмечающих в памяти мельчайшие детали происходящего. Если честно, через полчаса больше всего нас интересовал вопрос: одни ли мы «идем в паломничество» с пятнадцатикилограммовой коробкой наперевес. Ответ мы получили уже на борту парома – скромного по размерам катера, куда набилось человек тридцать с «посылками», «посылочками» и «посылощами». Ни одна из них  не шла ни в какое сравнение с нашей. Правда, в последний момент на пирс подъехал минитрак – полуджип-полугрузовик, из которого на борт парома сгрузили штук 20 арбузов, каждый в отдельном пластиковом пакете. Арбузы уложили на пол в салоне катера, отдали швартовы, катер отошел от пристани, прибавил ходу и встал, как говорится, «на редан». Арбузы полетели по салону, практически сбивая с сидений зазевавшихся монахов и паломников. Вот тут нам впервые в голову пришла мысль, что путешествие наше становится забавным…

Как выглядит Афон со стороны моря, хорошо способны представить те, кто видел с моря Крым или район Туапсе – Сочи на Северном Кавказе. Белые известняковые горы, густо покрытые буйно-зеленой растительностью, этаким изумрудным каракулем. В случае Афона это еще и полное отсутствие всяческих построек, кроме монастырских, которые расположены в непосредственной близости от моря. Монастыри различны по величине, но одинаково органично вписываются в береговой ландшафт, становясь его неотъемлемой, при этом абсолютно не доминирующей чертой. Вид солнечного изумрудного моря, белых брызг, излучающей покой береговой линии и мерное покачивание катера на волнах убаюкивали. Меня сморил легкий сон, который был прерван сдавленным возгласом русского монаха. Вычисленный ранее, он сидел напротив нас с двумя «паломниками» – молодыми людьми в джинсах и клетчатых рубашках, лет 30-35. Ни дать ни взять – батюшка и преуспевающие бизнесмены на отдыхе.

— …Тридцать тысяч баксов! – возопил батюшка. – Да на эти деньги я бы три монастыря отгрохал!

— Вот. А он их, считай, по ветру, — сокрушались оба его собеседника, при этом торопливо рассказывая, сколько этим транжирой было попутно куплено и продано алюминиевых заводов и бокситных месторождений.

Я понял, что меня разбудило. Слово баксы было явно инородным в этом месте и в это время. Скажи монах «долларов», я бы, наверное, и ухом не повел, но слово баксы из уст афонского священника меня насторожило. Я окончательно проснулся, перекинулся парой фраз с Андреем, который тоже, независимо от меня, задумался над местной терминологией, и мы стали, вроде как и не специально, прислушиваться к разговору русскоязычной троицы. Сквозь шум волн, рокот дизеля и порывы ветра, что стучались в пластик салона катера, реально расслышать связную речь было невозможно, и очень скоро я провалился в приятную дрему, из которой меня вывел вопрос, неожиданно заданный монахом своим отягощенным мыслями о суммах и счетах собеседникам.

— А правда, — завел батюшка, уловив паузу в порывах ветра, — что в Африке живет плюющаяся змея?

«Здрасьте, приехали! – подумал я, открывая глаза. – Вот это интересы у человека, явно получившего хорошее образование и наверняка имеющего доступ к легендарным библиотекам Афона». Бизнесмены-собеседники всплеснули руками и наперебой стали стращать батюшку рассказами о том, что «да… это такое дело… им рассказывали не раз во время сафари в Африке… ужасная змея: раз плюнет – и нет человека… или слона… смотря в кого попадет». Мы переглянулись с Андреем, он едва сдерживал смех. И вдруг дизель замедлил свой мерный перестук, наши соотечественники вместе с достаточно большой группой паломников засобирались к выходу, а по ходу катера открылся вид, нет, не на монастырь, а на небольшой приморский средневековый город с «крепостными» стенами, золочеными куполами соборов и небольшой пристанью, куда и пришвартовался наш паром.

— Это же Пантелеймон! Нам же сюда! — выдохнул Андрей и побежал по проходу к рулевому – капитану корабля. Побежал, правда, условно – достаточно было сделать три-четыре шага, чтобы практически оказаться на мостике нашего «лайнера».

— It’s Dafni? – подразумевая, что это вопрос, обратился к паромщику Андрей. Люди торопливо высаживались на берег. Было понятно, что еще несколько секунд и поднимут сходни, отдадут швартовы и мы отправимся дальше в неведомое, не узнав своего причала.

— No! It’s Panteleimon! Dafni next, — пожевывая зубочистку ответил капитан, и Андрей грузно опустился на скамью рядом со мной. Во взгляде его медленно, но явно проступало недоумение.

— Как же так… Это же русский монастырь. Сюда же Путин приезжал… А мы куда едем?

— До Дафни, — заученно отрапортовал я, даже не заглядывая в зеленый листочек. – Затем до пристани Святой Анны. Согласно указаниям по встрече с отцом Бенедиктом.

Мы отчалили. Последующие 15-20 минут были посвящены разглядыванию девственно-зеленых берегов Афона. Примерно в 9.45 по местному времени мы оказались в Дафни.

Не думаю, что большинство людей из тех, что дочитало до этого места, видело живьем марокканскую пристань. Я тоже пока не видел, но теперь имею достаточно точное представление: это Дафни – перевалочная станция Афона. Парочка скучающих полицейских; три-четыре здания из ослепительно белого известняка – касса, сувенирная лавка, нечто офисное и чайно-кофейный бар; пыльная дорога, уходящая в горы; некоторое количество собак и кошек, не обращающих внимание друг на друга, а тем более приезжих. Тишина. Солнце. Плеск волны. Покой.

Собственно, из всего вышеперечисленного полицейские и привлекли нас в первую очередь: нам показалось, что это единственные люди, которые точно знают, когда и как мы попадем на пристань Святой Анны. Точность наших собеседников была поистине убийственной: на наш вопрос о времени отправления парома до Святой Анны нам было сказано, что это произойдет в 12.45. Андрей посмотрел на меня удивленно и изрек:

— Я не понял: мы что тут три часа сидеть будем, на них любоваться?

Как человек, обладающий средствами и привычкой превращать свои и чужие желания в реальность, Андрюша не мог понять, почему мы должны три часа пялиться на волны Эгейского моря, вместо того чтобы как минимум немедленно не доставить загадочную посылку неведомому отцу Бенедикту. Его душа жаждала действия.

— Пойдем-ка, — продолжил Андрей, уже привычно подхватив перевязанную коробку, и направился в сторону «кафе-бара». Я, впадая в философско-лирическое состояние неизбежного трехчасового ожидания, поплелся следом. Кафе представляло собой террасу с 10-12 столиками из грубо струганных, но ошкуренных и покрытых морилкою досок. На столиках стояли пепельницы. Перекур обещал быть долгим.

— Посиди-ка, — бросил мой спутник и скрылся в дверях «бара». Столик, который мы выбрали, был крайним к морю; с мест, что мы заняли, открывался чудесный вид на Пантелеймоновский монастырь, покинутый нами полчаса тому назад. Он уже был в прошлом: нам надо было в другую сторону, дальше, к подножию Святой горы Афон. Я не спеша закурил, стряхнул пепел в пепельницу и подумал, что их, наверное, не вытряхивали со дня первой установки: ровный теплый ветер Средиземноморья без помощи официантов моментально развеял пепел моей сигареты по соседним столикам.

— Вот ведь, блин, — произнес неожиданно появившийся сзади из дверей «бара» Андрей, — не обманули нас: паром до Святой Анны действительно только через три часа.

— Через 2.45, — меланхолично заметил я, затушив сигарету и посмотрев на часы.

— Представляешь, бармена зовут Василий, — не отреагировав на мою реплику, продолжил Андрей, — и он говорит по-русски.

— И что он ещё говорит?

— А ничего. Он готовит кофе. Может, по кофейку?

— «Лейтенант, добьем НЗ?» – вопросом на вопрос ответил я, вспомнив известный кинофильм, песня из которого в студенческие годы предвещала скорое окончание любого застолья, потому что всегда приходила на ум уже в состоянии изрядного подпития, когда нестройный хор юношеских и еще девичьих голосов заводил: «Нас извлекут из-под обломков…»

Андрей недоуменно вскинул брови:

— Икскьюз ми?!

В случае с Андрюшей это словосочетание обычно выражает крайнюю озабоченность душевным состоянием собеседника и ситуацией в целом, поэтому без лишних объяснений я достал из своего рюкзачка два «сухих» пайка, на столе появились две бутылочки с питьевой водой, и мы приступили к трапезе. Перед нами по проселочной грунтовой дороге, уходящей куда-то в горы, в обоих направлениях периодически проезжали «Лендроверы» образца 48 года прошлого столетия, набитые разнообразным скарбом, за рулями которых сидели почтенные седовласые священники. Не менее благообразные монахи, но помоложе, также иногда проходили перед нашим взором, устремленным в просторы Эгейского моря. Мы съели один «пикник» и, отпив немного воды из бутылочек, спрятали их: я в рюкзачок, Андрей в сумку. Невероятная сила инстинкта самосохранения заставила нас оставить запас питьевой воды: подсознательно мы уже понимали, что паломничество – как и Восток – дело тонкое. С момента нашего прибытия в Дафни прошло полчаса. Мы уже поели, попили, по очереди посетили «местные достопримечательности» (ничего интересного), не раз покурили… Андрюша привстал:

— Посиди-ка, Серега…

Он снова скрылся в дверях «бара» грека Василия, видимо, желая заполучить очередную порцию информации. Я продолжал меланхолично созерцать окрестности, охраняя наши пожитки непонятно от кого – в кафе мы сидели одни. Вдалеке в горах на дороге образовался шар пыли, который быстро спускался вниз, и через несколько минут к нам в клубах поднятого песка подкатил вполне современный туристический автобус, из которого, как горох, посыпались монахи, паломники-старики, паломники-взрослые и даже паломники-дети. Выйдя из автобуса, все эти люди достали из карманов, из сумок и котомок мобильные телефоны и начала названивать своим знакомым и близким, очевидно, рассказывая о своих впечатлениях, о днях, проведенных на Афоне. Русской речи не слышно – привычно отреагировало ухо, а следовательно, любопытных подробностей не ожидается – понял я, и тут меня как током пробило: Как это все с мобильниками? Где они их заряжали? Здесь всех допускают в «святая святых» Афона?!  Я скосил взгляд на таинственную посылку: ореол «пароля» к «секретам Афона» стал меркнуть на глазах. Я возвел очи к небу, и взор мой упал на тарелку спутникового телевидения, которую раньше я почему-то замечать отказывался. Вспомнился усмехающийся Тел: «На Афоне нет электричества, одни свечи, ну там, факела в монастырях… лунный свет…» Пока я размышлял над увиденным, вся эта толпа – человек пятьдесят, не менее – уселась за соседние столики и загалдела на своих наречиях. Из «бара» потянулась вереница людей с  кофе-фраппе и булочками местного изготовления. Последним вышел Андрей.

— Так, я всё узнал: полицейские нас не повезут, с ними и разговаривать бесполезно. Паром до Святой Анны, как ты и говорил, через 2.45…

— Через 2.30, — вставил я, поскольку с детства обладал хорошим чувством времени.

— Во! Ещё лучше, — согласился Андрей. – Но! В Уранополе есть некий капитан Фёдорас. За определенную плату этот капитан на своем катере доставит нас в любую точку афонского побережья. Сейчас Василий освободится от этого наплыва желающих вкусить его пончиков, — он обвел рукою террасу, — и сообщит нам заветный телефон. Кстати, давай так: мы сначала разговариваем с моей трубки, а когда она сядет, будем с твоей.

Я неприлично заржал, не обращая внимания на реакцию окружающих нас паломников.  Андрей, пытаясь извиниться за своего невоспитанного товарища, обвел взглядом присутствующих и… присоединился ко мне. Он тоже всё понял:

— Ну что ж, так даже и лучше.

Мы посидели ещё немного. С гор спустился второй автобус, а к пристани подошел следующий катер из Уранополя. Количество людей на террасе кафе-бара стало едва выносимым. Занятно, что за наш столик так никто и не присел. Вернее, у нас попросили разрешения на время поставить на него поднос с высоким бокалом кофе и надкушенной булочкой. Мы согласились, поднос был оставлен, к слову, он так и простоял бесхозным до самого нашего отплытия. Андрей, пробормотав что-то вроде: «Нет, блин, это невыносимо. Посиди-ка, Серега!», исчез в дверях «бара» в надежде немедленно выпытать у Василия номер телефона капитана Фёдораса. А я сидел и смотрел, как катерок-паром из Уранополя, отшвартовавшись от причала Дафни, отошел на пару кабельтовых от берега и лег в дрейф. Теперь его медленно, убаюкивая волнами, сносило в море. Вокруг «марокканская» пристань превратилась в «марокканский» базар. Гвалт возвращающихся домой паломников достиг болевого предела. За соседними столиками били бокалы, обливались кофе, надрывно перекрикивая друг друга, пытались сообщить что-то кому-то по сотовым телефонам. 20-й год XX-го века. Эвакуация Белой армии из Крыма в Константинополь. В миниатюре. Суета сует. Покой олицетворял лишь катер, лежащий в дрейфе. Не подавая признаков жизни, он уходил всё дальше в море под рокот набегающей волны и вопли покидающих Афон.

Мимо по проходу кафе проскользнул молодой монах с жиденькой бородкой, держа в руках не просто телефон, а уже коммуникатор с ярко горящим дисплеем. За семенящим монахом деловым шагом спешил Андрей, жестами подавая мне знаки оставаться на месте до следующих распоряжений. Абсолютно нелепая с виду парочка – здоровый и загорелый Андрюша и тщедушный бледный инок – что-то объясняя друг другу, скрылись под навесом у здания касс, где на стене давно была запримечена телефонная будка. После недолгого разговора, который провел монах с неведомым мне собеседником, Андрей сдержанно поблагодарил афонского Алешу Карамазова и практически в два шага оказался рядом со мной за столиком на террасе.

— Всё! — Выдохнул Андрей. — Через полчаса, максимум через сорок пять минут, это зависит от волнения моря, капитан Фёдорас на своём специально обученном катере заберет нас отсюда. А этого монашка мне Василий присоветовал: монашек наш, отечественный. Я ему всё объяснил, он с Фёдорасом и связался.

Следующие полчаса мы провели в публичном одиночестве: вокруг нас крутилась карусель лиц, разговоров, событий. В суетном и кричащем мире спокойствие продолжали сохранять только мы и дрейфующий катер. Вокруг столы, не то что скамейки, ломились от тяжести и количества людей – к нам за столик так никто и не сел.

— Наверное, у нас на лбу что-нибудь написано, — предположил Андрей во время очередного перекура. — Или не прошли мы ещё обряда очищения, не исполнили, так сказать, наложенную э-э-э…

— Епитимью, — заметил я, поправляя толстую картонку, что защищала наши руки при переносе таинственной и тяжеленной посылки. — Исполним ещё.

История  пришла в движение внезапно. Как будто кто-то держал «стоп-кадр» и вдруг нажал на кнопку «воспроизведение»: дрейфующий катер-паром завелся и пошел к пристани; из-за ближайшего мыса со стороны моря показался настоящий пассажирский корабль – двухдек, и стало ясно, чего все так ждали, спустившись с гор; из-за Пантелеймоновского монастыря выскочили два быстроходных катера и, набирая скорость, рванули к Дафни. Один из них был наш.

Капитан Фёдорас оказался немногословным греком, плохо разговаривающим на английском языке и совершенно не понимающим русского. Но волнующая близость получения им 150 обещанных еврО согревала его душу, и едва мы устроились одни в салоне, не забыв погрузить свои вещи и посылку, как катер резко набрал ход и пулей полетел вдоль афонского побережья к нашей заветной цели – пристани Святой Анны. Вновь потянулись поросшие лесом и кустарником берега, монастыри у самой воды и чуть повыше. По широкой дуге огибая мысы Афона, мы уходили все дальше и дальше к окончанию полуострова. Вот еще один монастырь мы проскочили на полном ходу, и сердце, защемившее было тревогой, успокоилось: этот монашеский замок был расположен относительно высоко в горах, а перспектива тащить посылочку в гору нам точно не улыбалась.

— Наша пристань – предпоследняя на полуострове, — облегченно вздохнув, заметил Андрей, когда «высокогорный» монастырь скрылся из вида.

— Последняя, на самой горе Афон, — уточнил я.

— ?

— Паломники за соседним столиком в Дафни тщательно изучали карту, отмечая места своей «боевой и трудовой славы», ну-у-у-у я и подсмотрел, куда нам.

Андрей удовлетворенно хмыкнул: «Угу». И мы продолжили молчаливое созерцание скользящего мимо афонского побережья. Надо сказать, что монастыри с течением времени и с нашим приближением к Святой горе стали мельчать, а потом и вовсе превратились в ряды типичных средиземноморских домиков под красною черепицею, террасами спускающихся по склонам полуострова к воде. Примерно через полчаса быстрого хода впереди показалась сама гора Афон, к подножию которой был прилеплен очередной «поселок средиземноморского типа», к пристани «поселка» мы и направились. Хочу заметить, что море в этих краях не отличалось спокойствием: дул сильный порывистый ветер, срывая с гребней волн, не на шутку бросающих наш катер, мелкую водяную пыль. Фактически перед нами, сверкая радугой, стояла плотная стена брызг. Помня из послеармейского увлечения Библией, что радуга есть не что иное, как знамение завета между богом и людьми, я воспринял это не иначе, как символ истинности пути нашего… Сильный удар волны о корпус катера мгновенно отрезвил меня: близилась весьма непростая высадка. Капитан Фёдорас, яростно вращая штурвал, пытался перекричать вой ветра и что-то объяснить нам на смеси греческого и английского. Уже перед самой швартовкой мы поняли, что выходить из катера надо осторожно, придерживая дверь, чтобы разгулявшийся ветер не прибил часом кого-нибудь из нас. То ли нас Фёдорас возлюбил, то ли о лицензии своей думал, но орал он классически, почти как Джордж Клуни в «Настоящем шторме», впрочем, как ни странно, и задувало не по-детски. Тем не менее, катер уткнулся носом в причал, Андрей расплатился, мы поочередно, придерживая дверь, спрыгнули на бетонный мол, не забыв предварительно передать из рук в руки посылку отца Бенедикта. Всё это время капитан Фёдорас героически, «поигрывая» дизелем, удерживал катер у причала, мешая волнам оторвать его от берега и унести в морские просторы. Мы ступили на твердую землю пристани Святой Анны, помахали на прощание; катер пророкотал движком, развернулся и пошел обратно в Уранополь.

Вот он край обетованный. Сияло солнце. Над нами нависала громада Святой горы Афон. Вверх, вдоль неширокой дороги уходил ряд симпатичных домиков. На причале, тихом и безветренном, защищенном от напасти стихий невысокими каменными строениями, мы были одни, не считая одинокого ослика, который, слегка наклонив голову, смотрел на нас изумленно, если, конечно, чувство изумления в принципе свойственно осликам. Во всей этой благости озадачивало отсутствие отца Бенедикта.

— Хрррм, — рыкнул Андрюша, достал мобильник и, повернувшись ко мне, практически приказал. — Давай телефон отца Бенедикта.

Любопытный сложился у нас дуэт. Я – философствующий дофенист, предпочитающий, чтобы события складывались таким образом, как их соотносят друг с другом небеса, ветер и другие люди (я бы еще с полчаса ждал, когда отец Бенедикт неторопливой походкой выйдет нам навстречу). И Андрей – деятельный реалист, привыкший, что небеса, ветер и другие люди хорошо укладываются в придуманную им схему развития событий. Мы идеально дополняли друг друга.

Я достал заветный зеленый листочек и протянул его Андрею. Он набрал номер и замер в ожидании ответа. На том конце невидимой телефонной линии сняли трубку:

— Слушаю.

— Але! Здравствуйте. Нам бы отца Бенедикта.

— Слушаю.

Андрей радостно затараторил:

— Здравствуйте ещё раз, отец Бенедикт. Это мы – Андрей и Сергей из Санкт-Петербурга. Мы прибыли вместе с посылкой для Вас… Где мы? Как и договаривались на пристани Святой Анны…

И тут я почуял неладное, увидев, что выражение лица у Андрея изменилось с радушного на настороженное, после чего он растерянно сказал в трубку: «И что же нам теперь делать?» Выслушал ответ и отключил её.

— Вот это да, — пробормотал оторопело Андрюша. — Кажись, мы попали.

В этот момент, прожив всю жизнь Винни-Пухом, я стал напоминать себе Пятачка, потому как засуетился вокруг Андрея, застывшего, как громом пораженного, посреди пристани Святой Анны.

— Что сказал отец Бенедикт-то?

— Он сказал, что никто ни про какую Святую Анну не говорил, а встречает он нас на пристани Симона и Петра.

— А как мы туда попадем?

— Вот я его об этом и спросил. А он сказал: «Плывите: море на всех одно.» Потом добавил: «Помоги вам господи!» – и повесил трубку.

В памяти всплыли детины из касс в Уранополе и фраза Тимура: «Они спрашивают, уверены ли вы, что вы едете туда, куда вам нужно?» Похоже, монстры-кассиры знали, о чем говорили. Ситуация явно выходила из-под контроля: паром из Дафни до Святой Анны выходил примерно через час пятнадцать. Сюда ему шуровать не меньше часа: он идет медленнее катера капитана Фёдораса, потом еще добираться до непонятной пристани Симона и Петра… Мы не только ничего не выиграли по времени, мы еще и проиграли. К тому же здесь, где мы находились, не было кафе-бара Василия, здесь вообще не было ни одной живой души, кроме ослика. Похоже, на самом краю Ойкумены – известного нам мира, в данный момент находились три осла. По сравнению с нами местный ослик даже выигрывал – у него не было пятнадцатикилограммовой посылки.

Андрей почти вышел из ступора, но продолжал невидящими глазами смотреть на зеленый листочек, в сотый раз читая строчку «до пристани Святой Анны» и приговаривая: «Ну, Наташа… ну, молоде-е-ец… ну, мы ещё вернемся… ну, Наташа…». Внезапно он посмотрел на меня осмысленно и сосредоточенно, протянул телефон и приказал:

— Звони. Быстро!

— Кому? – ошеломленно пробормотал я.

— В ООН! Кофи Аннану! Блин. Капитану Фёдорасу звони! В списке предыдущий звонок, перед отцом Бенедиктом. Возвращай его с катером обратно. Я бы и сам, но у тебя английский получше. Давай, давай, живенько, объясняй ему ситуацию, пока он не усвистал обратно в Уранополь.

Я взял телефон и набрал необходимый номер, понимая, что вероятность возвращения капитана Фёдораса не просто равна нулю – нет самой вероятности этого события. Представить себе, что кто-то захочет второй раз швартоваться в этих погодных условиях легкого шторма ради двух туристов, которые сами не понимают, чего хотят, было сложно. После пары звонков трубку сняли.

— Калимера, — услышав привычное приветствие, я автоматически ответил, — Добрый день! – и попытался сквозь трески и шум ветра в трубке объяснить суть нашей просьбы, — Captain Fedoras! It’s Russians! Andrey and Sergey! We have a great mistake! Return and take us to new destination – Simon and Piter. Please, return!

Капитан Федорас пытался что-то переспросить, но я не оставлял ему не единого шанса со своим регулярно повторяющимся please return. Разбираться в его греко-английском арго не было ни времени, ни желания. В конце своей пламенной речи я для большей убедительности добавил SOS. Фёдорас повесил трубку.

Андрюша смотрел на меня  с любопытством естествоиспытателя, нашедшего в дебрях острова Борнео говорящего орангутанга:

— Ты и с Лорой Буш так разговаривал, — поинтересовался он.

— Похоже. SOS, правда, не говорил, — попытался я сохранить лицо, понимая, насколько «великолепно» слушался мой английский. – К тому же я точно помню, что не просил её вернуться обратно на катере и забрать нас с тобой в даль светлую.

Мы посмеялись и закурили. Сделав затяжку, другую, Андрей, усмехнувшись, спросил:

— Смех смехом, а Фёдорас-то что сказал? Он вернётся?

— А кто его знает? Честно говоря, я вообще не понял, что он мне пытался ответить.

Мы осмотрели ближайшие постройки на предмет «посидеть в тени» и уже были готовы к неизбежному ожиданию парома, когда из-за мыса появился оранжевый катер и наперерез волнам пошел на нас полным ходом. Я никогда не служил в спецназе в горячих точках, но я, похоже, знаю, какие чувства должен вызывать у этих прошедших огонь и воду парней подлет эвакуационного вертолета. Капитан Фёдорас казался Посейдоном. Как мы запрыгнули обратно с вещами и посылочкой на пляшущий на волнах у причала катер, помню плохо – всёпобеждающая эйфория лингвистической победы заполнила каждую клеточку сознания. Ненадолго.

— Ну, раз ты язык с ним нашел, давай объясняй, куда нам надо, — пробасил над ухом Андрюша, и я осознал, что Фёдорас удерживает катер в ста метрах от берега в ожидании дальнейших указаний.

— Captain Fedoras, — заученно начал я. – Well, well, well… E-e-e-eh… Слова «пристань» или «причал» никак не приходили в голову. Выбрав самое иностранное из русских, я попал в точку, — Пирс Simon and Piter, yes?

— No Simon and Piter — Simonopetra.

— Yes, yes! Simonopetra, — закивал Андрей, который слышал уже это название из уст отца Бенедикта. Взревел дизель, мы легли на обратный курс в сторону Дафни. Как главному специалисту по лингвистике в нашей экспедиции (на паломничество это уже мало походило) мне остается только добавить, что СимонопЕтра – это не сочетание имен Семён и Пётр, это сочетание имени Simon и греческого petras – камень. В тот конкретный момент нас это мало интересовало: в очередной раз поборов обстоятельства, мы двигались к цели нашего паломничества, отец Бенедикт должен быть доволен нами. Опять мимо нас пролетали дома, скиты и монастыри Афона, страшное подозрение стало прокрадываться в душу. Судя по всему тому, что происходило с нами до сих пор, нам должно было «повезти» конкретно и окончательно. Я стал пристально вглядываться в очертания берега, пытаясь заранее угадать, какая из монашеских обителей – монастырь Симонопетра. Как принято говорить в таких случаях, «предчувствия его не обманули»: за очередным мысом показался «высокогорный» монастырь, катер замедлил ход и направился вглубь бухты к берегу. Чем ближе мы подходили к пристани, тем выше и дальше от берега был монастырь. На наш затравленный взгляд капитан Фёдорас радостно ответил: «Yes, yes! Simonopetra!» И ловко причалил к бетонному пирсу, благо погодные условия здесь резко отличались от штормовой Святой Анны. Андрей в очередной раз расплатился; мы дали понять, что никакой ошибки в этот раз нет и это то место, куда нам необходимо было попасть; капитан Федорас, показав жестом «если что – звоните», взмахнул на прощанье рукой и растворился вместе со своим катером в синеве Эгейского моря. Мы остались на пирсе одни. Рядом не было даже ослика. Я с улыбкой протянул Андрею путеводный зеленый листочек, он отвел мой порыв изящным «Оh, no!» и набрал номер отца Бенедикта:

— Слушаю.

— Отец Бенедикт! Это Андрей и Сергей из Санкт-Петербурга. Мы прибыли!

Я тут же вспомнил известный анекдот, когда в провинциальный город приезжает на первые в своей жизни гастроли молодая начинающая рок-группа. Раннее утро. Вокзал. Из вагона поезда после тяжелой хмельной ночи музыканты выгружают свою немудреную аппаратуру. На перроне появляется продюсер группы. Завидев его, бас-гитарист радостно кричит: «Петрович! МЫ ПРИ-БЫ-ЛИ!» На что продюсер сходу хмуро замечает: «Какие, на хрен, прибыли?! Одни убытки!» Пока я вспоминал анекдот, жмурясь от удовольствия на жарком греческом солнышке, Андрей закончил разговор и теперь стоял, глядя на телефонную трубку. Больше всего он был похож на факира, неожиданно укушенного надежно дрессированной, почти домашней коброй. Он плакал и смеялся одновременно.

— Нет, ну ты представляешь, — начал мне пересказывать свой разговор Андрюша. Он мне говорит:

— Слушаю.

Я ему в ответ:

— Отец Бенедикт! Это Андрей и Сергей из Санкт-Петербурга. Мы прибыли!

— А чего так быстро? (До сих пор жалею, что Андрей не ответил «Господь помог!»)

— Так мы на том катере, что нас до Святой Анны довез, сюда и вернулись.

— Вот и славно. Знаете что, у меня пока ещё дела в монастыре. Вы поднимайтесь сюда, а за это время я и дела закончу. Помоги вам Господи!

— Ты представляешь: «Помоги вам Господи!» И снова повесил трубку, — сквозь смех, утирая слезы, рыдал Андрюша, продолжая разглядывать мобильник. Это безудержное нездоровое веселье охватило и меня. Еще бы! Человеку незнакомые люди из любезности везут пятнадцатикилограммовую посылку, таскаются с ней полдня по городам и весям, наконец добираются до места и тут им говорят, что их никто не встретит, потому как есть другие дела, и, мол, тащите эту коробку, ребята, сами в гору. Святая простота. От души посмеявшись, я посмотрел на перевязанное послание, на монастырь, возвышавшийся в горах над нами, прикинул расстояние и вынес приговор:

— Знаешь, Андрюша, ты в горы не ходил, а мне хоть немного, но довелось. Вот что я тебе сейчас скажу: с этой посылкой наверх нам не час пути и даже не два, а в лучшем случае все четыре или пять.

— А что делать? – вытирая рубашкой заплаканное улыбающееся лицо, резонно спросил Андрей. – Не оставлять же её здесь?

И тут же резюмировал: – Придется нести. Потихонечку. По очереди. Поднимемся – нам враз все грехи отпустят. Такая у нас, как ты говорил, эта… епитимья, вот!

Я достал фотоаппарат, мы сфотографировались на память – с пирса открывался чудесный вид на монастырь Симонопетра, куда нам предстояло подниматься последующие несколько часов. Здания пристани Симонопетра производили двойственное впечатление: было непонятно, их недавно разрушили или давно уже строят, хотя, судя по мерному стуку внезапно обнаруженного молчаливого рабочего, равняющего каменную кладку, второе было вернее.

Дорогу наверх мы нашли сразу. Почему-то я сразу определил её как «римскую». Представьте себе широкую, метра полтора-два, тропу, беспорядочно выложенную острыми булыжниками; ступени через каждые три-четыре метра; все это усыпано сухими лавровыми листьями; над головой смыкаются ветви лавров. Это и был наш путь к отцу Бенедикту. Я порадовался, что на ногах хорошие кроссовки, что уменьшало существенную вероятность подвернуть ногу. Андрюшины сандалии на босу ногу внушали некоторые опасения. Мы перекурили, договорились нести коробку по два «пролета» серпантина, Андрей подхватил её, и мы пошли на восхождение. О начальных 45 минутах пути остались весьма смутные воспоминания – после первой же моей попытки тащить посылку в Симонопетру Андрей отобрал её у меня со словами: «Когда устану, тогда меня и сменишь». Я жалобно пролепетал вдогонку что-то вроде «когда ты устанешь, я уже умру» и поплелся следом. Через три четверти часа лучший отрезок дороги остался позади: заросли лавра кончились и мы вышли на открытое пространство. Над нами сияло раскаленное греческое солнце. По нашим оценкам, была пройдена пятая часть пути. Раздался телефонный звонок:

— Алё!

— Ну, где же вы? — Андрей узнал голос отца Бенедикта.

— Идём.

— Что-то медленно идёте, хе-хе.

— Так получается, отец Бенедикт.

— Ну и ладно. Идите себе спокойно. Скоро у вас на дороге часовня будет, там вас монах Александр дожидается (так Андрею послышалось, по крайней мере). А у меня заботы кончились на сегодня, я потихоньку вам навстречу вниз пойду.

Андрюша пожал плечами:

— Непростой кадр этот отец Бенедикт, ещё усмехается: медленно, мол, идем. А зачем он сам к нам спускается, если нас какой-то Александр ждет у часовни? Ладно, передохнули и пошли, — он взял коробку и вышел на полуденный зной. Я за ним.

Мы шли второй час в гору, тихо проклиная свое паломничество, туроператоров, посылки из Москвы и собственное любопытство. Андрей упорно не отдавал коробку, говоря, что он ещё не устал, хотя с непривычки у нас уже начинали дрожать коленки, мы были насквозь мокрыми от пота и бросались под любой куст орешника, что рос у дороги, с резвостью вьетконговцев, заслышавших воющие над джунглями вертолеты карателей. Думаю, что Андрей чувствовал повышенную, даже обостренную ответственность за меня: это же он меня пригласил в это «приключение», поэтому пытался всячески облегчить мою участь. Шаг за шагом, увеличивая перерывы, мы поднимались всё выше и выше. Примерно через полтора часа от начала нашего движения вверх, за очередным поворотом горной «римской» дороги показался деревянный застекленный стенд из тех, что раньше плохо покрашенными в зеленый или белый цвет ставили в пионерских лагерях для планов на день и смену, лагерных «Молний» и поздравлений с днем рождения и первым местом в смотре строя и песни. Здесь, на отрогах афонской горы, в глубине «стенда» висела икона, рядом стоял и зажигал лампаду седой инок в строгой черной сутане. Чуть поодаль, прислонившись к одинокому развесистому кусту, полусидел-полулежал молодой человек в черной футболке, бежевой бейсболке, бриджах и сандалиях НА БОСУ НОГУ. Мы остановились как вкопанные. Монах повернулся к нам и ласково произнес: «Русси?» В ответ, что-то нечленораздельно промычав, мы закивали головами – силы таяли под палящим солнцем, как весенний лед. Юноша радостно вскочил и, пробежав навстречу нам метров десять, остановился и бесхитростно спросил:

— Андрей и Сергей?

— Ага, — кивнули мы.

— Из Санкт-Петербурга?

— Ага, — после краткой передышки у нас вновь открылся дар красноречия.

— Меня зовут Алексей. Я послан вам навстречу отцом Бенедиктом.

«Не монах и не Александр», — подумали мы. Впрочем, какая разница: всё теперь легче будет. В это мгновение зазвонил телефон. Судьба генеральных директоров или президентов крупных компаний непроста по разным причинам. Одна из них – невозможность пребывать на отдыхе без постоянного руководства процессом. Не раз путешествуя с Андреем, я неоднократно был свидетелем принятия более или менее судьбоносных решений, перевода или проплаты каких-то денежных средств по телефону, но в подробности никогда не вдавался: меньше знаешь – лучше спишь, да и не моё это было дело. Так и в этот раз Андрей серьёзным, не терпящим возражения тоном, употребляя далеко не библейские выражения, стал объяснять своему собеседнику, сколько и кому надо заплатить, а мы с Алексеем уставились в бескрайнее морские просторы, что далеко открывались нашему взору с высоты, на которую мы успели забраться. Я искоса подглядывал за Алексеем. Мне было интересно, какое впечатление произведут на него перечисляемые по телефону суммы, но он сохранял полную невозмутимость. Только дождавшись окончания разговора, заметно оживился и, сказав: «Ну, отдышались? Тогда вперед!», наш новый знакомый повернулся и пошел наверх к «стенду»-часовенке.

Вот так встреча! Мы обреченно вздохнули, подняли вещи и потянулись за Алексеем.

— Лёш! Далеко ли до монастыря? – стараясь выглядеть равнодушным к ответу, произнес Андрей.

— До монастыря отсюда прилично идти. Но мы сейчас не туда – мы вниз, в келлию.

— В какую ещё келью? Почему вниз? — Мы остановились. — Отец Бенедикт сказал нам…

— Отец Бенедикт сам спускается в келлию, — не поворачивая головы, помахивая поднятым с тропы прутиком, сказал Лёша. – Значит, и нам дорога туда лежит.

К этому моменту мы подошли к часовенке. «Римская» дорога уходила налево, мы втроём, раскланявшись с монахом, повернули направо и оказались на настоящей козьей тропе, круто спускавшейся вниз в соседнюю с той, где мы причалили, бухту. Вот где стало по-настоящему страшно. Тропа была выдолблена в склоне горы примитивно и неаккуратно – о ровной поверхности под ногами говорить в принципе не приходилось. Ширина тропы была около40 сантиметров, что позволяло спускаться строго по одному. Местами мы ставили и принимали друг у друга вещи, потому как сделать шаг с одного камня на другой не то что с пятнадцатикилограммовым грузом, но и с легкой сумкой было жутковато. С одной стороны тропы шла стена известняка, поросшая травой и мелким кустарником, с другой стороны – обрыв.

Деревянная скамья, уютно окутанная тенью орехового куста, возникла внезапно, как мираж, но не пропала – позволила присесть и перевести дух. Нам было уже все равно: далеко до келлии отца Бенедикта, близко ли – мы хотели вытянуть гудящие ноги и спрятаться от вездесущего зноя. Уже отдышавшись, мы обратили внимание на одно странное и необъяснимое обстоятельство: нам было очень жарко, мы с утра неоднократно, а последние пару часов просто постоянно находились на открытом солнце, но никто из нас не «сгорел» и даже не чувствовал приближения этой напасти любого южного курорта. И ещё: по сравнению с нами Леша напоминал бледную моль из маминого платяного шкафа. И это несмотря на то, что он сидел, подставив лицо в затемненных очках лучам светила; по всей Лешиной посадке было видно, что процесс этот для него давно привычен.

— Сам-то ты, Алексей, давно здесь? – Андрюша попытался продолжить знакомство, одновременно стараясь понять, сколь солнце Афона безвредно для человека.

— Месяца два как сюда приехал… Посмотреть, что да как тут…

— Погоди-ка, а ты что, визу каждые четыре дня продлеваешь?

— А дома не ждут? Или тебе спешить некуда? – встрял и я в очередной разговор, приоткрывающий завесу над тем, что происходит на Афоне.

Пытаясь скрыть возможную неловкость, вызванную моим последним вопросом,  Андрей сменил тему:

— А здесь ты что делаешь?

— Да так, ничего. Завис я…

Завеса тяжелым бархатным пологом рухнула обратно. Ничего себе. Он, видите ли, «завис». Так, взял, приехал и «завис»… Безусловно, это всё объясняет. А мы, дураки, мучаемся, что сюда всех так тянет, чего все ищут?

Дальнейшее молчание затягивалось и становилось мучительным. И тут: «цок»-«цок» по окрестным скалам, «цок»-«цок» над камнями тропы, словно металлические подковки на копытах. «Цок»-«цок».

— Что это, Лёха? – Практически в один голос спросили мы с Андреем.

— Это? – Алексей прислушался, вздохнул и проронил со значением, — Это старец.

Всё внутри сжалось и напряглось. Мы встали. Вот он, тот момент, ради которого мы и стремились сюда. Сейчас мы увидим Его, Он поймет нас, Он нас выслушает, Он ответит на все вопросы, даст совет, скажет слово, в конце концов, мы расстанемся, и Он помолится за нас…

Из-за каменной скалы на тропе показался старец. В черной, чуть выцветшей сутане и черной камилавке, перепоясанный холщовой сумой, с подкованным железом посохом в руках к нам неторопливо спускался седой бородатый монах – вылитый по-летнему переодетый Дед Мороз. На кончике носа старца сверкали узкие очки из разряда тех, что в американских супермаркетах продаются по доллару пара для людей в возрасте, а потому дальнозорких. Инок без суеты, не делая лишних движений, достаточно быстро оказался на площадке, где стояла скамейка. Было видно, что путь этот он проделывал задолго до того, как у нас появилась мысль о паломничестве на Святую гору. Алексей бросился навстречу старцу, приложился к руке столь ухоженной, что она казалась рукой молодого человека, и, скрываясь за спиной монаха, произнес:

— А вот и гости наши из Питера, отец Бенедикт.

«Так вот ты какой, дедушка Ленин», — некстати промелькнуло в голове, несмотря на то, что я буквально впитывал каждый жест этого человека, к которому мы столь целенаправленно шли, ловил его взгляд и готов был внимать каждому его слову.

Отец Бенедикт оперся о посох, сверкнул чуть прищуренными глазами из-под очков и немолодым, но неожиданно сильным голосом изрёк:

— Что ж, здравствуйте, голуби мои питерские. Присаживайтесь, отдохнём маленько с дороги. – И не торопясь, основательно присел на край скамьи. — Давайте знакомиться.

— Андрей, – просто сказал мой друг и остался стоять в тени орешины.

— Сергей, — закончил представление я и подсел поближе к отцу Бенедикту.

Алексей переместился в другой край каменной площадки, опустился на дальний конец скамейки и затих. «Опять завис», — подумал я.

— Ну, и кем вы в миру будете? — продолжил знакомство старец, обращаясь к Андрею.

То ли устав с дороги, то ли желая отшутиться, Андрей ответил загадочным:

— Да я всё больше руками вожу.

— Экстрасенс что ли? — оживился монах.

— Да нет, что Вы?! — встрял я, выкручиваясь. — Андрей имеет отношение к строительству. А там от рук многое зависит.

— Очень кстати, — качнул головой отец Бенедикт. — Я тут задумал пристань построить, посмотрите, может, чем поможете? – Он полез в холщовую суму, выудил оттуда цветной эскиз в пластиковом конверте и протянул его Андрею. Тот взял рисунок в руки, посмотрел и передал мне. Цветным карандашом на куске ватмана формата А4 был прорисован симпатичный двухэтажный коттедж на берегу моря.

«Быстро запрягает, — подумалось мне. — Не успели познакомиться, а уже пристань строим».

Монах принял обратно эскиз, поинтересовавшись:

— Ну, как? Сметная стоимость 70 тысяч еврО.

— Нормально, — равнодушно, не выдавая никаких эмоций, лишь едва пожав плечами, заметил Андрей.

— И что, поможете мне в этом благом начинании?

— А чем помочь?

«Тридцать тысяч баксов! – возопил батюшка. – Да на эти деньги я бы три монастыря отгрохал!» (Похоже, память решила отыграться на мне за годы).

— А вот Вы следующим летом приедете и будете с теми, кто ещё помочь согласится, кирпичи класть, — предположил старец.

Андрей опешил. Я где-то понимал его – президента строительной корпорации, в душе радуясь, что разговор пошел не о деньгах. Пребывая в легком состоянии грогги, Андрюша вежливо отказался от неожиданного предложения монаха.

Отец Бенедикт понимающе кивнул и повернулся ко мне:

— А Вы, Сергей, у нас кто?

— Я в школе работаю, в гимназии.

— Очень интересно. Преподаете?

— Сейчас нет. Всё больше администраторская работа – заместитель директора я.

— А что раньше преподавали?

— Физику. – И желая потрафить отцу Бенедикту и выйти на разговор о высоком, я добавил. — Физика, она же не только и не столько математика, это же в первую очередь философия.

Старец истинно, по-ленински с хитринкой прищурил глаза, посмотрел на меня и, радостно вступая в дискуссию, произнес:

— Философия, говорите? А слышали такое, весьма точное выражение – «философия – служанка богословия»?

«Генетика – продажная девка капитализма», — снова неожиданно подсказала память, я отрицательно помотал головой на вопрос монаха и поспешил свернуть со скользкой богословской темы:

— А все-таки как интересно устроена жизнь: сидим мы здесь, разговариваем, а ведь попали мы сюда совершенно случайно, если бы…

— Не бывает ничего случайного. — Перебил меня старец. – Это ваши ученые говорят: «Случайность – непознанная закономерность». Чушь это. Всем Бог рукополагает. Решил нам здесь встречу назначить, так тому и быть. А Вы – «случайно». Ничего случайного не бывает.

Я промолчал. Не встретив во мне достойно подкованного собеседника, инок бросил взгляд на сверкающее море, вздохнул и произнес:

— Отдохнули – вроде, как и в дорогу пора. Путь недолгий, но пройти надо.

Андрей, было потянувшийся к посылке, снова выпрямился и, ехидно усмехнувшись, бросился с головой в омут:

— Отец Бенедикт! Если не секрет это великий, поведайте нам, а что в посылке, что мы вам доставили?

Замечу, что весь путь от причала до часовни мы, так или иначе, возвращались к теме содержания коробки. Последнее предположение гласило, что мы несём иконы в тяжелых окладах из драгметалла: на книги было непохоже по весу, на виски – по смыслу, на наркотики и оружие – по замыслу. Настал момент истины.

Старец поудобней умостился на скамье, улыбнулся по-дедовски одними глазами и спросил:

— В какой посылке?

Андрюша поднял брови. Меня бросило в холодный пот. «Е-моё! Не тому принесли!» Вспомнилась чудная грузинская короткометражка «Шпала», увиденная в детстве. Там два друга нашли шпалу и на спор «кто дальше» тащили её полдня, а под вечер встретили третьего своего приятеля – милиционера, тот посмотрел на шпалу и говорит: «У моста лежала?» Те отвечают: «Вах! У моста! Видишь, как далеко оттащили!» А приятель им и говорит: «Вот теперь взяли её и обратно на место, она там жизненно необходима!» И понесли, как миленькие: власть – она везде и всегда власть.

— В какой посылке-то? – повторным вопросом отреагировал на наш ступор отец Бенедикт.

— О которой с Вами Наташа договаривалась, — залепетали мы.

— Какая Наташа?

Абзац! Точно не тому! С тем же созванивались!

— Наташа из турфирмы. У них Виктор – командир.

— Не знаю никакой Наташи и никакого Виктора. А посылка от Александра?

Тут уже мы развели руками:

— Какого Александра?

Разговор стал напоминать общение слепоглухонемых. Но Андрей не сдавался:

— Отец Бенедикт! Нас в турфирме, где нам заказывали документы на Афон… Ну, Наташа, дай только назад вернуться… Только добраться бы до тебя, Леся-украинка ты наша… попросили передать посылку из Москвы отцу Бенедикту и дали Ваш телефон.

— Да? – удивился старец. – Посылка, говорите, из Москвы… А где посылка?

Андрей сделал шаг от коробки в сторону и жестом фокусника указал на неё. Казалось, с небес должно заиграть нечто вроде «Советский цирк, трам-пам-пам-пам-парам-парам». Монах уставился на перевязанное полиэтиленовое чудо, рядом с которым валялись два куска картонки: от пота импровизированная ручка размякла, перетерлась и развалилась на две части.

— Из Москвы-столицы, стало быть, пришла, — пожевывая губами,  пробормотал монах. — От Александра… Внезапно отец Бенедикт вскинул голову и живо спросил:

— Тяжелая?

— Не то слово, — откликнулся Андрей, всё еще застывший в позе «здрасьте, а вот и мы».

— Тогда я знаю, что там внутри, — гордо и радостно произнес старец.

— ЧТО? — Возопили мы, понимая: вот оно – сейчас тайны Афона падут перед настойчивостью и натиском ищущих и любознательных.

— Там МАП, — спокойно сказал отец Бенедикт. – Малый автоматический преобразователь напряжения с 12 Вольт на 220. Весьма необходимая вещь. Спасибо вам. Теперь мы…

Дальше мы не слушали. Мы бились в истерике. Думаю, ни один из паломников, посетивших Святую гору, никогда так не смеялся. Нам было всё равно, что о нас в этот момент думали отец Бенедикт и Лёша. История со шпалой померкла – всё это время мы тащили с собой на Афон, туда, где «нет электричества, одни свечи и лунный свет», банальный трансформатор, оберегая его как зеницу ока – наш «пропуск в святая святых». Прошло некоторое время, мы успокоились:

— Простите, отец Бенедикт! Смеемся потому, что очень неожиданная для этих краев ноша.

— А почему, вовсе нет, — парировал старец и добавил, — Ладно, пора и в дорогу уже.

«А-а-а-а,.. — злорадно подумал я, — Сейчас тебя, Лёшенька, и наградят, сачок зависший!»

— Голуби мои, — продолжил отец Бенедикт, как будто мысли мои прочел, — посылочка, сами говорите, тяжелая. Если её Лёшенька возьмет – помрёт Лёшенька. Вы уж как её сюда доставили, так до келлии и донесите, милые.

Видели ли вы разъяренного носорога  шагах в двух от себя? Я видел: Андрей склонил голову, просунул руку под бечевку, рванул коробку и буквально понесся дальше, вниз по козьей тропе. За ним мелкими прыжками с камня на камень заскакал Алёша. Я уступил дорогу старцу и стал замыкающим нашей небольшой группы. В отличие от первой пары, шли мы с иноком небыстро. В дороге отца Бенедикта интересовали вопросы преподавания закона божьего в школах Санкт-Петербурга, проблемы воспитания современного молодого поколения, отношение молодежи к церкви. Насколько мог, я удовлетворял любопытство монаха, при этом меня не оставляло ощущение, что старец, как опытный боксер, во время нашего диалога ищет слабое место, чтобы потом внезапно сразить наповал. Нокдаун пришел внезапно. Отец Бенедикт, с хода переключившись с вопросов образования, не поворачиваясь, неожиданно спросил:

— А лет-то тебе, Сергей, сколько?

Не то что бы я отвечать не хотел – искал я место, куда в следующий момент ногу поставить на этой опасной тропке в горах Афона, и задержался с ответом. Поэтому реплика отца Бенедикта буквально прозвучала так:

— А лет-то тебе, Сергей, сколько?.. Шестьдесят пять, поди.

В солнечное и хук справа. Сознание помутилось. Я замер и заблеял.

— Да что же это Вы, отец Бенедикт. Сорок четыре мне. Бог даст, в ноябре сорок пять буду справлять.

Старец остановился, развернулся, внимательно посмотрел мне в глаза и резко произнес:

— Искушения многие тебя одолевают. Очень плохо выглядишь.

Апперкот.

Дальнейший недолгий путь до келлии мы проследовали молча.

Келлия отца Бенедикта представляла собой небольшой домик под красной черепицей, приютившийся на склоне. Я видел, что Андрей с Лешей уже взошли на небольшую террасу, поставили вещи и дожидаются нас; мы же остановились у символических ворот из крашеной арматуры. Сейчас они были открыты, но в запертом состоянии вполне были способны перегородить тропу, по которой мы шли. Над воротами висела небольшая рында. Отец Бенедикт остановился, перекрестился и, пробормотав что-то вроде «Хозяин дома – пусть знают», трижды манерно ударил в колокол. Кто должен знать, если мы все здесь, на виду? Чего так манерно колотить? От кого закрываемся? Вопросы душили меня, но спрашивать не хотелось: я ещё не отошел от предыдущего разговора. Вскоре мы остановились на тенистой террасе, увитой виноградом, рядом с Андреем, молча потиравшим натруженную веревкой ладонь, и безмятежным Лёшей. Лёша смотрел на море. Зависал.

Отец Бенедикт, по-хозяйски шагнув к двери, повернулся к нам и предложил:

— Ну, что с дороги водицы испьём или, может, кваску?

Всё это время остатки воды неприкосновенным запасом лежали у нас в сумке и рюкзачке. В горле не просто пересохло, там Гоби соперничала с Сахарой. В пути мы просто не замечали этого.

— Я бы кваску, если можно, конечно, отец Бенедикт. С удовольствием, — устало проронил Андрей. Я молча кивнул.

— Добро пожаловать в келлию! Проходите, — гостеприимно полупропел старец и исчез за дверью.

Андрей озабоченно повернулся ко мне:

— Ты чего язык проглотил или плохо себя чувствуешь?

— О! И ты туда же! Я как выгляжу? Нормально? – испытывающее поглядел я на Андрея.

— Нормально! Ну подустал малехо, мокрый весь… А что случилось-то?

Я рассказал, Андрей, смеясь, заметил: — Ничто не может скрыться от взора старца. Искушения его, видите ли, одолевают. Кончай грузиться по этому поводу. Вон. — Он кивнул в сторону коробки. — Всё искушения отработаны.

— Да, нет, ничего, нормально, — попытался я успокоить себя и своего друга. — Хотя странно: представь, приходят к тебе в принципе нормальные, пусть не молодые люди, разговаривают с тобой о том — о сём, и вдруг ты им наотмашь: козлы вы и уроды, и выглядите лет на восемьдесят.

— Во-первых, не надо обобщать: мне такого не говорили, — усмехнулся Андрей. – Во-вторых, пошли в дом: старец, небось, заждался, сейчас ещё чего тебе выдаст. Да не грузись ты, Серега!

Мы вошли в келлию. Я ожидал увидеть голые стены, скромную глиняную утварь, икону с лампадкой – аккуратный аскетичный быт отшельника. Увидели мы сени домика ленинградского садоводства образца 1974 года. Вокруг нас лежали разбросанные по разным углам резиновые сапоги, какие-то плошки и корзинки, куски ткани и клеенки, разнообразный столярный и слесарный инструмент, садово-парковый инвентарь; со стен свисали провода и шланги. Одна стена была превращена в иконостас. На первый взгляд, иконы выглядели как цветные репродукции, вырезанные из журнала «Огонёк». Под ними на полке лежала церковная подставка для свечей с торчащими из неё огарками. Сбоку в углу висел настенный календарь с иконами на 2006 год из тех, что втюхивают доверчивым туристам в сувенирных лавках по всему миру. Над ним еще на одной полке красовался гобелен в деревянной рамке.

— Тю, так это же Вырицкая церковь, — прошептал Андрей, перевернул гобелен, посмотрел подпись на родном языке и подтвердил свою догадку. – Кто-то из наших приволок.

— Андре-е-ей! Сергее-е-ей! Где вы? – позвал из соседней комнаты голос отца Бенедикта. — Проходите сюда, на кухоньку.

Мы прошли. Типичное ленинградское садоводство с поправкой на наши дни. Обеденный стол, покрытый клеенкой, разнокалиберные фаянсовые кружки на столе, стеклянная банка растворимого кофе «Jakobs»; у стен – холодильник, старенький кухонный комбайн, умывальник, шкаф для кухонной посуды и кругом разнообразные плошки  с лимонами, яблоками, луком. Всё в «творческом» беспорядке, как и положено в отечественном социалистическом общежитии.

Отец Бенедикт сел во главу стола, предоставив нам места у окна, которые мы охотно заняли – очень хотелось поскорее присесть.

— Итак, как я понял, квас? — переспросил старец.

— Если не затруднит, отец Бенедикт, — закивали мы.

Старец чуть повернул голову и зычно крикнул:

— Григории-и-ий!

Это ещё кто? Мы с Андрюшей развернулись в сторону двери. Буквально через мгновение в дверном проеме показалась фигура стройного молодого черноглазого монаха в глубоко декольтированной рясе, который, кивнув нам, посмотрел на отца Бенедикта.

— Звали, отец Бенедикт?

— Познакомься, Григорий! Это Андрей и Сергей из Санкт-Петербурга. Они привезли нам МАП.

— О! Это здорово. МАП нам просто необходим. Красивый у вас город. Очень хочу там побывать, — Григорий говорил певуче и только что не пританцовывая. Он производил впечатление молодого человека, состоящего из одних шарниров. Если бы не сутана Григория и место действия, более всего он был бы похож на фраера, разговаривающего с распальцовкой: Григорий постоянно жестикулировал руками и было видно, что руки ему ставили не на дирижерском отделении консерватории. При этом он умудрялся моментально расположить к себе невероятным внутренним обаянием, которое, казалось, окутывало каждого, кто встречал его на своём пути. Даже отец Бенедикт попадал под это очарование личности монаха Григория.

— Григорий, — пытаясь взять ситуацию в свои руки, чуть громче необходимого остановил молодого монаха старец. — Гости с дороги. Ты бы им кваску принес, что ли.

— Ойййй! — чуть ли не по-цыгански взвыл Григорий. — А квасок-то у нас знатен, рецепт его преподобный старец Пантелеймон нам оставил, так по тому рецепту до сих пор и готовим. Не заставим ждать! — С улыбкой опытного полового центрального городского трактира Григорий растворился в сенях келлии.

— А мы пока давайте побеседуем с дороги, — повернулся к нам отец Бенедикт.

— С удовольствием. Затем собственно и шли, — откликнулись мы с разной степенью заинтересованности. Я совсем недавно уже побеседовал.

— Сперва-наперво хочу спросить вас, милые мои, крещены ли вы?

Андрей кивнул мне, мол, ты – первый, и я пустился в свой немудреный рассказ:

— У меня такая история запутанная, отец Бенедикт. Бабушка моя была человеком набожным. Отец служил на Северном Флоте. Военный, в чинах высоких. Естественно, партийный. Бабушка меня крестила, но тайно. Дома. Я даже не знаю точно, кто крестил – священник или дядя Вася – брат бабушки.

— А чего тут запутанного? — спокойно сказал старец. — Не по канону. Нехристь ты. В аду тебе гореть, в геене огненной!

Нокаут.

«Ах, ты, козел афонский! Я к тебе с другого конца света шуровал, чтобы это от тебя услышать», — рассудок затуманила пелена вскипающего гнева, я набычился, но старец уже потерял ко мне интерес и повернулся к Андрею. Тот понял, что для меня многовато на первый раз, и решил перевести огонь на себя, но было поздно – во мне что-то надтреснуло и сломалось, старец отец Бенедикт превратился в нечесаного старикашку с рябым лицом, а во мне умер паломник и воскрес путешественник. Остальную часть застольной беседы я воспринимал «со стороны». Когда-то я научился этому в армии: не в силах воспринять все правила этого социального института, я заключил сознание в кокон, выполняя все приказания и требования, не поступаясь основными для себя принципами, но и не вникая в суть происходящего до самой его сердцевины. Вот и сейчас я меланхолично посмотрел на отца Бенедикта и Андрея, кровь отхлынула от головы, и я «включил кино». Ангелы улетели.

— А что у Вас? — тем временем отец Бенедикт наседал на Андрюшу.

— А у меня всё проще. Крестился я в небольшой церкви в селе Сенно неподалеку от Псково-Печерского монастыря.

Старец удовлетворенно кивнул.

— Крестил меня отец Сергий, — продолжил было Андрей, но отец Бенедикт тут же его перебил:

— А это не тот ли Сергий, что… (далее последовал перечень церковных должностей в ряде церквей России, которые в разное время, по мнению старца, мог занимать названный Андреем отец Сергий).

— Да не знаю я, — смущенно ответил Андрюша.

— Не читаете Вы церковной литературы, хотя бы журналов, — укорил его отец Бенедикт. — Ну, так что там с крещением?

«Во! Уже журналы поповские не читаешь, сейчас он и до тебя доберется», — ехидно подумал я и стал слушать историю крещения Андрея дальше.

— Так вот. Крестил меня отец Сергий. Крестным отцом мне был иеромонах Валентин, в то время настоятель храма Рождества Иоанна Предтечи. О нём я ещё позже Вас спрошу, отец Бенедикт.

Старец благосклонно кивнул. Андрей продолжил:

— А крестной матерью…

Старец встрепенулся:

— Какой-такой крестной матерью? Ты же мужик?!

— И что? – переспросил Андрюша.

— Как что? Не должно у тебя быть крестной матери. Не по канону. Только крестный отец.

— Ну, я не знаю, отец Бенедикт, у меня была. Э-эх. Да. Так вот. Крестной матерью у меня была моя жена.

— Что?! — взвился старец. – Какая жена? Твоя родная жена?!

— Да. Моя родная жена, — опешив от реакции монаха, тихо сказал Андрюша.

— Ха! — вскричал отец Бенедикт и ударил ладонью по столу. – НЕ ПО КАНОНУ! Так ты с ней жить НЕ МОЖЕШЬ!!!

— То-то я и смотрю, что-то здесь не так, — ошарашенный напором старца через силу выдавил из себя Андрей.

«Так здесь всё, та-а-ак. Шли-шли и к психу пришли», — эго моё светилось, искрилось и ликовало. Паломничество на глазах превращалось в фарс. Но даже в тот момент я не мог себе представить, насколько далеко это зайдет.

На кухоньку неожиданно ввалился монах Григорий, держа в руках пятилитровую пластиковую канистру с квасом. Ловко разлив его по фаянсовым кружкам и поставив канистру на край стола для будущих возлияний, он буквально накинулся на отца Бенедикта.

— А-а-атец Бенедикт! А что, не пора ли о трапезе подумать. Пока всё приготовим…

— А что у нас сегодня, Григорий?

— Я так думаю, что с картошкой нам связываться сегодня не с руки. Давайте гречки забубеним из пакетиков?

Мы с Андреем в очередной раз переглянулись, а отец Бенедикт жалобно произнёс:

— Так, вроде, сегодня и рыбки бы можно было?

— Рыбки? – задумался Григорий. — Рыбки с гречкой? А отчего, можно и рыбки. — И, повернувшись к нам, добавил. — Вы консервы есть будете?

Понимая, что настоящая монашеская трапеза, так же как уже и многое, отходит в светлую область преданий и мифов, мы согласно кивнули.

— Вот и славно, — возрадовался Григорий. — Сейчас дёрнем Лёху, хватит ему дрыхнуть целыми днями, пусть подсуетится. Пейте пока квасок! Славный квасок, от старца Пантелеймона! Да, впрочем, я уже говорил об этом. — Улыбнулся Григорий и исчез в сенях келлии.

Отец Бенедикт осуждающе покачал головой, мол, молодость-молодость, и вновь обратился к Андрею:

— Так что там у нас с отцом Валентином? Что Вы хотели спросить?

Здесь Андрей собственно перешел к вопросу, ради которого он отчасти это паломничество и затеял. Дело в том, что отец Валентин, его духовник, его крестный отец, несколько лет назад уехал из страны, фактически перебежав в лоно русской зарубежной церкви, с которой у отечественного православия, по-видимому, были свои проблемы и антагонистические противоречия. То что его крестный отец – человек, с которым Андрей восстановил несколько церквей – переметнулся в другую конфессию (или как там это называется), очень Андрюшу волновало. О чём он и поведал отцу Бенедикту. А меня беспокоило, что он рассказал о том, как он церкви восстанавливал. «Сейчас дело опять до пристани дойдет», — подумал я и ошибся: отца Бенедикта так заинтересовала личность отца Валентина, что он снова сначала перечислил всех отцов Валентинов, о которых он слышал или которых знал, а потом пообещал себе найти этого перебежчика в церковной периодике и всё про него узнать. Церкви отца Бенедикта не зацепили. До сих пор не понимаю, как он упустил такой благоприятный во всех отношениях момент. В конце беседы выяснилось, что Андрею волноваться не стоит, ибо на момент крещения отец Валентин был наш, а значит, и всё – по канону! Андрей уже было успокоился, но не тут то было.

— А крещение у Вас полное было, — вдруг неожиданно вернулся к теме отец Бенедикт.

— Как это полное? Ну, весь обряд, наверное, как положено, — чуть сомневаясь, сказал Андрей.

— Да нет, — раздраженно пояснил старец. — В купель тебя всего, полностью погружали или как?

— Какое «полностью», отец Бенедикт? — Принялся объяснять Андрей. – Февраль месяц был на дворе. Конечно, «или как».

— Не по канону! — вынес окончательный вердикт старец и развернулся к нам обоим:

— Вот что, голуби мои! Я сейчас дам вам один телефон в Питере. Вы, когда вернетесь, позвоните по нему. Вам ответит Семен Григорьевич. Вы представитесь, скажете, что встречались со мной на Афоне, передадите ему привет и попросите номер трубочки Олега Александровича, отца Константина, ректора Санкт-Петербургской духовной академии.

Мы снова переглянулись с Андреем: ректор духовной академии, с нашей точки зрения,  был уже перебор. Отец Бенедикт тем временем продолжил:

— Потом перезвоните отцу Константину, скажете, что от меня, объясните ситуацию, и он вам порекомендует правильного священника и даже сам договорится с ним, чтобы он провел над вами обряд крещения так, как положено, по всем канонам.

Я достал Siemens и послушно вбил в память старенькой трубки телефон Семена Григорьевича – загадочного связного в Питере. После жаркого разговора над столом повисло затяжное молчание, которое разорвал Андрюша давно ожидаемым вопросом:

— Отец Бенедикт, а где здесь курят?

— У воды.

Мы устали переглядываться, поэтому тупо уставились на старца. Топать по тропе с полчаса наверх, а потом часок спускаться, покурить, потом проделать весь этот путь обратно – он что издевается?

— Раньше так было. — Сжалился старец. — Сначала вообще за курение с Афона сразу выдворяли, потом курили только у воды, сейчас – вон за ворота выйдите и курите на здоровье, травитесь!

— Покорнейше благодарим, отец Бенедикт, мы сейчас. Пойдем-ка, покурим, Серега, — растормошил меня Андрей, и мы вышли на увитую виноградом террасу. «Бздынь», — раздался характерный звук упавшей на камень консервной банки. Действительно, по каменному полу катилась пустая идеально чистая баночка из-под рыбных консервов, а с высокого приступка около стены келлии на нас с ужасом глядел худой рыжий котенок. Банка была возвращена владельцу: котенок немедленно принялся её облизывать. «Не знаю, как послушникам, — подумалось мне, — а коту здесь не очень».

Спуск по тропинке до ворот не занял много времени: относительно входа на участок отца Бенедикта келлия его находилась на возвышении. За воротами мы облюбовали огромный камень, нависший над пропастью, и устроили себе «место для курения».

— Собственно, всё, что хотелось, я для себя узнал, — сказал, прикуривая, Андрей и глубоко затянулся табачным дымом: не курили мы уже достаточно долго. К никотиновому голоданию я отношусь спокойно, а вот Андрюша более заядлый курильщик.

— Я тоже узнал о себе много нового и интересного, — поддержал я беседу. – Единственное, о чем осталось мечтать, – свечку наказывали мне поставить на Афоне.

— А, это легко. Поставишь ещё, — отозвался Андрей. — Сейчас разберемся с нашим расписанием. Чего здесь до субботы делать – ума не приложу. Ладно, посмотрим.

Мы докурили и поднялись к дому. Отец Бенедикт встречал нас на террасе: похоже контролировал – выйдем мы курить за ворота или ослушаемся его. Мы и рта раскрыть не успели, как старец огорошил нас очередным вопросом:

— А вы, милые мои, какие планы имеете? На сколько приехали? Где ночевать предполагаете?

Ощущение нереальности происходящего в который уже раз за сегодняшний день тёмной вуалью окутало сознание. Наташа… Наташечка… Прибьём… Или что похуже… Дай только вернёмся… Тебя и всё твоё турагенство во главе с Виктором… Спасибо, так сказать, за содействие! Как писали братья Стругацкие, пришлось срочно разыгрывать вариант «кретин».

— Отец Бенедикт! — начал я издалека. — Виза на Афон у нас на 4 дня, но мы хотели бы вернуться обратно на Кассандру послезавтра, в субботу.

— Гы! — неожиданно хмыкнул старец. — Вас что, жены заждались или вам к ним невтерпёж?

— Дела у нас, — уклончиво ответил Андрей.

— Дела – это у всех, — согласился отец Бенедикт. — И как вы решили отпущенным временем распорядиться?

— Если Вы не возражаете, то сегодня мы хотели бы воспользоваться Вашим гостеприимством, — продолжил я с видом невинного агнца, который если еще и не встал на праведный путь, то, по крайней мере, узнал о нём.

Отец Бенедикт задумчиво возвел глаза к небу, пошевелил губами и предложил буквально следующее:

— План у вас будет таков. Всякое бывало, но священнослужители жизнь мою до сего момента не планировали. Сегодня в 5 вечера в Симонопетра подниметесь к молитве. Можете, конечно, и у нас на молебне присутствовать, но у нас он позже. Ночью будете вставать к литургии или нет, это уж сами смотрите, а завтра с солнышком – наверх в Симонопетра. Приложитесь там к мощам, затем на автобусе или пешком в Святого Григория или Филофея, там приложитесь к мощам… Вообще, начинать вам надо было с Пантелеймона: там мощей много, но раз уж так вышло, можно туда и завтра к вечеру, места будут – там и переночуете. А если мест не будет? Кстати, на пристани Святой Анны, откуда вы мне первый раз звонили, в монастыре очень сильные мощи – часть кисти руки Девы Марии. Расчленёнка, прости душу грешную, какая-то сплошная – здесь кисть, там берцовая кость, через дорогу челюсть…Расстроил ты меня, дед, конкретно – всякая ересь в голову лезет. Помогли те мощи от бесплодия многим женщинам. Ага, вот их на Афон и не пускают теперь. У вас-то детки есть?

— Есть, — ответил Андрей. – У меня сын и у Сереги.

— По одному?!

— Ну, да…

— Не по канону!

О! А я уже соскучился по ставшей любимой присказке. И это мы тоже, оказывается, не по-божески сотворили.

— Григорий! — зычно крикнул старец. Монах появился как из-под земли. Казалось, он пританцовывал на месте, глаза его лучились от счастья быть полезным отцу Бенедикту. «Бздынь!» — котенок вновь уронил консервную банку. Старец вздрогнул, Григорий  поднял жестянку и отточенным движением вернул её на место.

— Слушаю, отец Бенедикт.

— Гости наши сегодня у нас заночуют. Им бы места определить.

— Так их на нижние полки надобно. Посмотрите, отец Бенедикт, в них в каждом килограмм по сто двадцать. — Григорий задумался. — Хотя, вариант возможен: надо Марка вниз переложить (Ага! Ещё и Марк есть!), а Лёха сегодня на улице поспит – что с ним сделается.

— Словом, разберись, голуба моя, покажи людям их места, пусть вещи свои положат… Давай-давай, не мешкай.

Показав жестом следовать за ним, Григорий повернулся и скрылся за углом келлии. Мы подхватили свои вещи и со старцем двинулись следом. За основным зданием скита отца Бенедикта оказалось ещё одно – этакая времянка с небольшой кухонькой-прихожей, крохотным коридорчиком, куда, собственно, мы и вошли. В открытую дверь одной из комнатёнок (размером с купе железнодорожного вагона) были видны двухъярусные нары, на верхней полке на голом матраце, сняв бейсболку и сандалии, храпел Лёха. Матрацы, простыни, одеяла на других местах были в неимоверном беспорядке: всё перемешано, перекручено – нечто среднее между обыском жандармерии и воровским погромом.

— Один из вас здесь приляжет, — промолвил отец Бенедикт, оглядев «светёлку», и добавил, посмотрев на Григория, — Тут к вечеру приберут маленько. Не трёхзвёздочная гостиница, конечно, но чем богаты.

Он повернулся к темному дверному проему второй комнатки (похоже, там просто не было окон) и продолжил расселение:

— А второму место здесь. На диванчике. Тут он, потом посмотрите. Удобства в дальнем углу комнаты.

Спасибо, что не у параши, отец Бенедикт! — запело сердце. Надо сказать, что реакция Андрея была мне неожиданна. Я, привыкший с юности к походному быту, ночевал и в худших условиях, а вот Андрей… Человек он неприхотливый, но с определенными запросами к комфорту. А что делать – положение обязывает. Тем не менее Андрей неторопливо положил свою сумку в «темную» комнату, поблагодарил отца Бенедикта и, взглянув на меня, спокойно сказал:

— Пойдем-ка, покурим.

Стоя у «своего» камня, вопрос жилья обсудили и постановили: бывает хуже, но реже. Никто не высказал никаких новых пожеланий, я всё так же настаивал на необходимости поставить свечку, Андрей всё так же гарантировал мне эту возможность. Другими словами, мы курили, шутили, радовались солнцу, морю и приключениям, которые продолжались.

— Сейчас мы попробуем прокачать одну тему, — неожиданно сказал Андрей и затушил сигарету.

— Это ещё какую тему? — насторожился я: слишком очевидно было, что у друга моего родилась очередная мысль, грозящая перейти в маниакальную необходимость осуществить её немедленно.

— Уан момент! Пошли к Бенедикту! — то, что слово «отец» было опущено, насторожило меня ещё больше.

Мы поднялись на террасу. Старец продолжал стоять на своём, надо понимать, излюбленном месте, котенок вылизывал донельзя чистую банку по десятому разу, Григорий в очередной раз растворился где-то по своим несомненно важным делам. Андрей начал нестандартно:

— Отец Бенедикт! Мы когда сюда шли и останавливались отдохнуть по дороге, видели на воде в бухте какие-то белые буйки. Это зачем?

Понял, — подумал я. – Теперь Андрюша «включил дурака».

— В нашей бухте?

— Ну, да.

— Так это, наверное, сети монастырские.

— А глубина здесь какая у берега, отец Бенедикт?

— Кто ж её проверял. Километр, а то и все два.

В принципе, сказанное было похоже на истину. По крайней мере, мы уже слышали, что полуостров Афон – это скала, выходящая прямо из моря. Хотя, возможно, это ещё одна из легенд этого края.

— А как же они сети ставят на такой глубине? — продолжал Андрей с непонятным мне огоньком в глазах.

— Сие мне неведомо. Не рыбак. Да у нас тоже сети есть, только поставить некому.

Сработало! Огонёк превратился в пожар, жизнь на ближайшее время обрела смысл, а тема – содержание. Ну, Андрюша… Вот хитрован.

— А вы сможете? Вы же не рыбаки, — явно заинтересовался старец.

Хочется иноку рыбки, ну, а кому не хочется. «Бздынь!» – подтвердил эту нехитрую мысль котенок. Пришла моя очередь познакомиться с банкой поближе. По-моему, в ней раньше был тунец. Теперь отполированная до сияния пустота. Кот сидел на приступке и ждал возвращения то ли игрушки, то ли миски – пришлось вернуть.

— Сможем, — тем временем вещал старцу Андрей. — Надо бы только лодку, может, есть где, и мы с Серегой их поставим. Если монахи это умудряются делать, то нам…

«Сам Бог велел» он не сказал, осекся… Отец Бенедикт, оценив деликатность, умаслился взглядом и позвал в пространство:

— Константин! Григорий!

 Нормально, Григорий! Отлично, Константин! Да у батюшки тут свой афонский Театр миниатюр.

Из-за келлии неторопливо вышли двое рабочих, по виду – фирменные гастарбайтеры. Приложились к руке старца и застыли в ожидании указаний. Одного из них, собственно, Константином и звали, имя второго память не сохранила, а может, нам его и не представляли. Помню, сказали они, что попали сюда на Афон со Смоленщины, впрочем, это уже было неважно: Лёха, например, учился на юридическом в Риге – Саргассово море Афона захватывало и держало многих, не разбирая наций и прежних пристрастий.

— Константин! У нас есть лодка? — старец вперил взгляд в невысокого коренастого работягу, словно он эту лодку должен был выдолбить или смастерить лично ещё на прошлой неделе, но ослушался, а инструмент пропил.

— Конечно, есть, батюшка, — глухим сиплым голосом ответил Константин, старец поморщился, но перебивать не стал. — У Марка, внизу.

— А сети?

— А сети здесь. Где же им ещё быть? Кому они нужны.

— Вот этим славным морякам и нужны, — неожиданно заерничал старец и указал на нас. — Выдай им сети и лодку – они, глядишь, и правда что поймают. А нет, так хуже не станет.

Константин угрюмо уставился на нас как на досадную помеху его основной работе. Он было открыл рот, но его опередил Григорий, возникший как всегда из ниоткуда:

— Звали, отец Бенедикт?

— Послушай, Григорий! К нам сегодня вице-консул должен заглянуть. Ты эти бумаги к его приходу отксерь, пожалуйста.

Григорий взял тонкую пачку листов и скрылся за келлией. Земля покачнулась под ногами: Какой вице-консул? В этой дыре? А здесь ещё и ксерокс есть? Андрюша держал удар лучше:

— Какой вице-консул, отец Бенедикт? — спросил он участливо у старца. Так обычно разговаривают со слабоумными и сумасшедшими.

— А наш, вестимо… Российский. Вот так, голуби мои, — старец покачал головой и ушел в келлию.

Из состояния ступора нас вывел голос Константина:

— Так что, господа хорошие, делать будем?

— Будем рыбу ловить, — выдохнул Андрей. — А велика ли лодка?

— Нас троих выдержит, — окинул нас взглядом Константин. — Да и всех выдержит. — Продолжил он с философской рассудительностью российского мужика. Интересно, что за всё время нашего знакомства его напарник так и не сказал ни единого слова, предоставляя почетное право переговоров работяге Косте.

— Неси сети. Пошли к Марку. Что время терять? — определив и захватив цель, Андрей начинал двигаться к ней с неумолимостью бомбы с лазерным наведением.

Мужики почти одновременно утерли лбы рукавами, и Константин, присев на корточки, рассудительно заметил:

— Как говорит отец Бенедикт, жизнь так коротка – зачем торопиться? Мы сначала свою работу доделаем, у нас и раствор уже готов, нам где-то с часок  осталось, а потом и за рыбкой сходим. Лады?

Стало ясно, что мужики что-то строят для отшельника и схимника отца Бенедикта. Андрей развел руками, заметив, что стройка – это святое, добавив, обращаясь ко мне, сакраментальное:

— Пойдем-ка, покурим!

Мужики пошли работать, мы – на перекур. У заветного камня речь Андрюши была недолгой, но внятной:

— Значится так! Ни до какой субботы мы здесь сидеть не будем. В Пантелеймона как-нибудь в следующий раз.

Я вспомнил башни-близнецы и робко встрял:

— Хотелось бы свечечку поставить.

— Поставишь! Здесь и поставишь! Сейчас пойдём поставим сети, потусуемся у моря, вечером посмотрим на их молебен. Ночью видно будет, может, они так голосить будут, что и сам не заснешь. С утра снимем сети, если есть рыба – оставим внизу, сами заберут. Вызовем капитана Фёдораса и – привет. Или ты ещё чего хочешь?

— Мне бы свечку…

— Поставишь!

— А ты понял, что там за вице-консул?

— Слушай, Серёжа, покажи мне нашего вице-консула, который поедет сюда, а, скажем, не в Пантелеймона. Ему, небось, трансформатор никто не всучит в качестве довеска к его пожиткам. Грузит нас отшельник-батюшка, рисуется.

Собственно, пребывая в этой уверенности с детально разработанным планом, мы и поднимались к дому, когда провидение в очередной раз решило поиграть нами. Едва мы поравнялись с отцом Бенедиктом, привычно застывшим на своём посту у перилл террасы, и я отодвинул баночку из-под тунца поближе к котенку, подальше от края приступки, за нашими спинами раздались шаги, и из ворот на тропинку вышли двое крепких мужчин лет 30-35 в джинсах, клетчатых рубашках. За спинами крепышей висели штурмовые рюкзаки повышенного объема.

Старец всплеснул руками:

— А вот и наш вице-консул!

Казалось, вокруг запели: «К нам приехал, к нам приехал, Сергей Петрович дорогой!» В одно мгновение терраса наполнилась людьми: здесь был и монах Григорий, и гастарбайтеры, и даже очнувшийся от летаргического сна рижанин Алексей. Все хороводили вокруг ребят в клетчатом. Мы были явно чужими на этом празднике жизни. Когда народное гуляние утихло и нам удалось подойти поближе к гостям, состоялась фантасмагорическая церемония знакомства. Тот, кого назвали вице-консулом России в Греции, протянул мне руку и представился: «Сергей». Я ответил ему тем же. Приятель его назвался Андреем. Мне незахорошело. Отмечу, что и Андрей и наши новые знакомые заметили это забавное совпадение, но никто, кроме Андрюши, не сделал из этого, как мне думается, единственно верных выводов. Но об этом чуть позже, а сейчас, сбросив с плеч рюкзаки, ребята в виноградном теньке террасы с удовольствием попивали квасок, поднесенный Григорием, рассказывая ему последние известия:

— Отец Бенедикт! — изливая потоки счастья начал Сергей («Консул»). — Радость-то у нас какая! Ведь буквально пару часов назад Андрей («Приятель») принял крещение в Свято-Пантелеймоновском монастыре.

Старец перекрестил «Приятеля», потом посмотрел настороженно и поинтересовался:

— А скажи мне, Андрюша, совершен ли тобой обряд Евхаристии?

Было видно, что «Приятель» опешил и в полном недоумении смотрел на «Консула». Тот, в свою очередь, не знал, что и сказать, а мы радовались, что не мы одни такие идиоты.

— Евхаристия… Евхаристия… — бубнил консул, словно пробуя слово на вкус. – Нет, отец Бенедикт! Андрея окрестили, и мы, не задерживаясь, сразу к вам.

— Не по канону! — чуть ли не по слогам произнес священник, столько чувства  и страсти вкладывая на сей раз в эти слова, будто он немедленно призывал в свидетели этого надругательства над церковными устоями нас, Эгейское море, воздух и саму землю Афона.

Было видно, что Андрей («Приятель») огорчён не на шутку. Однако старец бодро подхватил его под руку и, глядя поверх очков на разгоряченное лицо новокрещенного, запричитал:

— Ой, голуби мои, чего только не происходит ныне в мире под небесами и Богом. Всё забывают, от всего отказываются. В суете, вся жизнь в суете. Но ничего-ничего, проходите в келлию – сейчас мы что-нибудь придумаем: как всё к всеобщему удовлетворению привести в соответствие.

Бандерлоги, увлекаемые питоном Каа, послушно скрылись в сенях келлии.

«Бздынь!»

— Пойдем-ка, покурим, — задумчиво сказал Андрей.

У камня было уже натоптано, но не более того – окурки мы каждый раз уносили с собой и выкидывали в мусорное ведро. Мы некоторое время курили молча, потом Андрюша все-таки не выдержал:

— Надеюсь, ты врубаешься в ситуацию? – бросил он мне, мрачно усмехаясь. – Как минимум, отец Бенедикт не нас ждал! Он думал, когда ему говорили, что приедет Андрей и Сергей, что это вице-консул с приятелем. Мы для него – пятое колесо в телеге. Вот интересно, кто из нас назначен уже Григорием ночевать на улице, как Лёшка? Скорее всего, и ты и я: наших новых гостей тоже двое и их под звезды не положишь.

— Мне всё равно, где спать. Одну ночь? Без разницы, — я снова был на грани истерики: мне было смешно и чертовски интересно, куда всё катится. Количество совпадений и несуразиц за сегодняшний день зашкаливало.

— Понятно, что тебе без разницы – тебе лишь бы свечку поставить, — хмыкнул Андрей. — Ясно. Действуем по ранее выработанному плану: ставим сети, отдыхаем, спим… — Он посмотрел на меня и произнес с ударением — …ставим свечи и… валим отсюда после утренней рыбалки. Представляешь, никто из наших не ловил на Афоне и вряд ли половит –300 метровот берега – охранная зона монастырей, а дальше трехсот метров точно сетями не половишь, там бездна. Будет о чём нашим мужикам рассказать.

Андрей выгнулся и потянулся, разминая застывшие за время отдыха мышцы. Скоро им найдется работа – путина в монашеских водах.

К тому времени, как мы покурили и вернулись, баночку какая-то сердобольная душа уже вернула на прежнее место, котенок с остервенением продолжал её облизывать. На террасе никого не было, только с уровня второго этажа (до этого моменты мы считали, что келлия – одноэтажное здание) доносился монотонный голос отца Бенедикта. Он глаголил что-то из серии «…пророк Исайя шел по пустыне и встретил странников, и спросил их «Крещены ли вы?». И ответили они, но не остановился Исайя в интересе своём, продолжил беседу и понял – не всем странникам уготовлено царствие небесное, а токмо тем…»

Андрей деликатно кашлянул. Речитатив старца прервался, сверху раздался его голос:

— А-а-а! Вы уже здесь?

Не дождешься батюшка, ой, не дождешься…

— А где же нам ещё быть? — отыграл изумление Андрей.

— Да хоть сюда поднимайтесь. Присоединитесь к нам. Я тут с новокрещенным работу провожу.

Всё! Вот теперь всё, попёныш! Работу он проводит, парторг выискался…

В этот момент во мне умерла надежда. Да, мы ждали просветления, истово желая его, не прося снисхождения, но чуда не случилось – мы оказались не в том месте и не в то время. Наверху закончилась лекция, начались прения и ответы на вопросы.

— Отец Бенедикт! — послышался голос вице-консула Сергея. — У нас план таков: мы к 17 часам сходим с Андреем в Симонопетра, ночью с вами отслужим, а завтра, отдохнув, двинемся обратно. Тут вот какое дело: Вы в прошлый раз говорили, что у Вас сети есть. Вы бы нам их дали, а мы их поставим, глядишь, какая рыбка попадется.

Мы замерли. Если на свете есть непруха, то в этот раз она была третьей участницей нашей экспедиции. Бороться с ней мы, честно говоря, устали.

— Конечно, есть сети и есть лодка. Всё внизу у Марка. Я дам вам человечка, Константина, он вас к морю до Марка и проводит…

Сдал нас святой старец со всеми потрохами, за благосклонность властей сдал, а может, и не только за неё.

— Пойдем-ка, покурим, — решительно сказал Андрей.

Проходя мимо приступка с банкой, я взял её и унес в сени, мстительно подумав: теперь и ты, мой рыжий товарищ, будешь знать, что небеса могут не только давать, но и отнимать.

Облокотившись о «курительный» камень, мой товарищ и собрат по паломничеству  произнес судьбоносную речь, расставившую все точки над i в наших планах на сегодня:

— Послушай меня, друг мой! — Андрюша посмотрел на меня доверительно и ласково. — Однажды в жизни у меня уже была схожая ситуация. Всё говорило за то, что надо валить, а я усиленно боролся, и всё получалось ещё хуже. В результате я едва выбрался дней через десять из одного глухого уголка Карелии, уехав туда на три дня на рыбалку. Когда я рассказывал эту историю Ефимычу (Андрей последние годы жизни Вениамина Ефимовича Баснера крепко дружил с ним, помогал ему и его театру песни), он меня умолял: «Запиши сам, или дай я Даню (Даниила Гранина) позову, пусть хоть он напишет». Такой там был наворот, такое стечение обстоятельств, почти как здесь. Как-нибудь расскажу. Больше я на это не поведусь. Словом, ты можешь возражать, я тебя выслушаю, но я уже всё решил: сейчас около трех дня; я звоню Телу, он связывается с капитаном Фёдорасом и Тимуром, один приходит за нами на катере, другой ждёт в Уранополе с машиной, и мы уже сегодня к вечеру будем в гостинице. Всё! С меня довольно этих монахов, вице-консулов и их гостей, а также зависших студентов. Или тебе для понимания сути происходящего здесь что-нибудь ещё надо?

Я открыл рот.

— Свечку я тебе сам поставлю, — нехорошим голосом опередил мой вопрос Андрей. — А рыбу мы ещё в Греции половим. Короче, я звоню, идем в келлию, собираем вещи, говорим отцу Бенедикту, что решили сегодня добраться до монастыря Святого Пантелеймона. А сами – адью! Я в жизни столько не смеялся, сколько за сегодняшний день, а плакать я не хочу!

Андрей достал телефон, набрал номер Тела и дал тому все необходимые указания. Тел был крайне удивлен, обеспокоено поинтересовался в своем ли мы уме, но пообещал со всеми связаться, договориться, а потом перезвонить нам.

Когда мы поднялись по тропке к террасе, там уже полным ходом шла церемония проводов вице-консула на рыбалку. Надо отдать должное нашим тёзкам – они затратили некоторое время на уговоры нас присоединится к ним, как в рыбалке, так и в последующем восхождении к Симонопетра. Но у нас был план, и мы были непоколебимы: ребята отправились на рыбалку без нас. В разговоре с ними промелькнула одна забавная деталь: когда мы спросили вице-консула Сережу, откуда  столько здоровья бегать вверх-вниз по горам, он ответил, что тяжело только первые два-три раза, а потом втягиваешься. В тот момент мы решили, что в отечественном консулате открыт спецотдел по Афону.

Как только новокрещенный и его патрон скрылись за воротами монашеской обители, на террасе возник Григорий с пачкой ксерокопированных листов, которую он с чувством выполненного долга положил на столик перед отцом Бенедиктом, отдав старцу оригинал. Пока шла передача «рукописи» из рук в руки, резкий порыв ветра разметал пачку копий по террасе и понес часть страниц к обрыву. Андрей остался стоять на месте, а я, с детства отравленный тимуровским задором, бросился к дальним листам – спасать их от полета над пропастью. Едва успел, хотя листы, все как один покружились и упали на самый край площадки террасы. Отец Бенедикт укоризненно бросил Григорию:

— Ты бы хоть бумаги подобрал, что ли.

Григорий повернулся ко мне и, словно не замечая реплики старца, сочувственно выдал:

— Зря волнуетесь! Никуда они, листы эти, не денутся. Отец Бенедикт на то им благословления не давал!

Я собрал все странички, одну за одной. Они лежали как прибитые к каменному полу террасы. Григорий так и не пошевелился мне помочь. Судя по тому, что было у меня в руках, отец Бенедикт задумал возводить не только пристань: собирал я документацию по строительству, как я понял из эскиза, двухэтажной виллы. Замысел свой старец и не собирался скрывать, поэтому, как только пачка копий была собрана и для надежности прижата большим камнем, он показал нам с Андреем оригинал и посетовал, что затратная стоимость данного проекта 250 тысяч еврО. Мы промолчали.

Убрав оригинал проекта в холщовую суму, старец развернулся к монаху Григорию и попросил, указав на рюкзаки «клетчатых»:

— Григорий, не сочти за труд, возьми вещи вице-консула и его приятеля и отнеси в келлию.

— Я? — возмутился Григорий, как будто речь шла об убиении невинных младенцев. — Чтобы я вот этими руками?! (Он поднял их высоко в воздух) Взял чужие вещи?! Да Вы что, отец Бенедикт?! Будите Лёху, пусть он и носит.

Григорий отступил от старца, повернулся и пошел по дорожке за келлию, пританцовывая и покручивая в воздухе руками (было похоже на детсадовское «шарики-фонарики на елочке горят»), полуприговаривая-полунапевая:

— А у меня дел и так хватает. Надо МАП подсоединять. Всякие шнурочки-проводочки…

Монах скрылся за домом. Отец Бенедикт рассерженно пожевал губами и бросил нам через плечо:

— Ладно, пойду и я отдохну до трапезы.

Мы остались одни. Отзвонил Тел и сказал, что со всеми договорился, но капитан Фёдорас выполняет чей-то заказ и сможет быть у пристани Симонопетра не раньше, чем через два с половиной часа. У нас оставалось около полутора часов свободного времени. Я достал фотоаппарат, и мы отправились на экскурсию по обители.

По большому счету ходить особенно было некуда, смотреть – нечего. За домиком-келлией в скале была пещера, где ещё «в XIV веке подвязались в пещерах Святый Григорий Палама, защитник Православия и делатель Иисуссовой молитвы и Преподобный Григорий Синаит, возродитель умного делания»  (цитата взята из одного занятного буклета, к нему мы ещё вернёмся). Вход в пещеру был надежно закрыт деревянной окованной железом дверцей, рядом со входом в святилище стоял пластиковый 50-литровый жбан из-под кваса. Здесь же рядом были обнаружены огромный дизель-генератор и монах Григорий, старательно работающий электриком. На наш вопрос о том, что можно фотографировать, Григорий ответил внятно и доступно:

— А фотографируйте, что хотите. Нас только не надо.

С точки зрения Тела, все монахи на Афоне – в лучшем случае беглые каторжники. Именно поэтому просьба Григория нас не смутила, скорее, немного расстроила – хотелось оставить себе на память пару фотографий с местным населением. Тогда я ещё не знал, что в Интернете есть всё и через несколько месяцев я с удивлением узнаю, что отец Бенедикт чуть ли не альпинист и возглавлял экспедицию по установке креста на вершине Святой горы; что фотографии старца и Григория будут лежать у меня в рабочем столе, и я буду изредка доставать их оттуда и вспоминать всю эту историю; что осенью в нашем городе будет проходить конгресс соотечественников, и я увижу по телевизору старца среди его участников; что я буду писать всё это и вспоминать их с любовью и улыбкой.

Как ни странно, час прошел довольно быстро; на террасе Константин и его подельник стали накрывать стол для трапезы, мы забрали из времянки вещи, и нам пришла пора прощаться. Григорий спокойно воспринял наше известие о скором отъезде, благословил дорогу и вновь запутался в проводах. На наш вопрос, где сейчас находится отец Бенедикт, монах, почти отмахнувшись, указал куда-то вверх и произнес:

— Там посмотрите! Там его келья.

Мы подняли головы. В это невозможно поверить, но над келлией и времянкой, чуть выше на склоне приютилось ещё одно строение, которое мы ранее просто не замечали. К нему вела отдельная тропка. Через минуту мы стояли у новенького двухэтажного домика из вагонки с огромной застекленной верандой. Сквозь стекло видна была современно и со вкусом обставленная кухня.

— Наверное, отец Бенедикт в одно жало здесь хрючит, когда братия ко сну отходит, — предположил Андрюша с усмешкой: пиетет к обитателям келлии асимптотически приближался к нулю.

Мы обошли домик. На первом этаже явно никого не было. Наверх вела небольшая деревянная лесенка. Андрюша зажал в руке две банкноты по 50 еврО, я понимающе хмыкнул. Он начал подниматься наверх, приговаривая:

— Судя по тому, что мы уже видели, не удивлюсь, если у отца Бенедикта здесь где-нибудь и матушка припрятана.

На стук в дверь второго этажа сначала никто не отреагировал; Андрей постучал настойчивей, за дверью прокашлялись, и грозный голос отца Бенедикта спросил:

— Кто там ходит?

— Это мы, Андрей и Сергей из Санкт-Петербурга, — завел любимую песню Андрюша.

Дверь неожиданно распахнулась, едва не ударив Андрея. На пороге стоял просветленный отец Бенедикт в новой сутане, новой камилавке, гладко причесанный и как будто помолодевший.

— Пришли к трапезе позвать? Спасибо!

— Трапеза готова, конечно, — чуть оробев от такого эффектного появления старца проговорил я, — но пришли мы проститься…

— Поскольку решили, вдохновленные примером других Андрея и Сергея, — с нажимом продолжил Андрей, — ещё сегодня оказаться в Пантелеймоновском монастыре.

— Это как же вы туда попадете? — прищурился старец. — Паромы уже, наверное, с час, как не ходят.

— А у нас есть специально обученный капитан Фёдорас на своём боевом катере, — отбился Андрюша и потряс телефонной трубкой. — Он уже в пути и скоро будет здесь.

Не поймаешь, не поймаешь… — гулко стучало сердце.

— Ну, значит на то воля Господа нашего, Иисуса Христа. Благословляю дорогу вашу, — сказал старец с явным облегчением и перекрестил нас. Видать, действительно ни к чему мы ему были – трансформатор принесли, и ладно. Тут бы нам и уйти, так ведь нет, дернул меня враг рода человеческого за язык. Понесло меня на прощание.

— Отец Бенедикт, а дозвольте проявить любопытство и задать пару вопросов перед расставанием?

— Отчего же нет, задавай.

— Отец Бенедикт! Откуда деньги?

Не знаю, кого более ошеломил мой вопрос – старца или Андрея, но старец пришел в себя быстро и переспросил вкрадчиво, по-кошачьи:

— Какие деньги, сын мой?

— Отец Бенедикт, — в третий раз начал я, — Вы и братия, пусть небольшая, живете здесь, питаетесь; часть продуктов явно покупаете. Для дизеля, что у вас стоит, необходима солярка. Для строительства и ремонта – строительные материалы. Et cetera, et cetera, et cetera…

Не смог отказать себе в желании поумничать, понимая, что на латынь он со мной переходить не будет. В принципе и ответ на вопрос был нам известен: ещё до отправления на Афон зашел разговор о финансировании афонских монастырей и нам рассказали, что все монастыри полуострова делятся на пять групп – в каждой группе по четыре монастыря. Вот, исходя из этого, один раз в пять лет четыре монастыря из 20 получают преимущественное финансирование от всевозможных Международных фондов, собирающих средства для Афона. На эти годы и планируются основные капитальные работы в монастырях. В остальные четыре года финансирование конкретного монастыря скудное и в основном связано с поддержанием существования обители.

Отец Бенедикт молчал и внимательно смотрел на меня поверх очков. Подталкивая старца к ответу, я добавил:

— Вам, наверное, монастырь помогает?

— Какой монастырь? — искренне удивился монах.

— Как какой? — настала наша очередь изумиться. – Тот, что наверху, во-о-о-он тот. Симонопетра.

— Да вы что! — совершенно серьезно, даже несколько возмущенно заговорил старец. — Это же греческий монастырь! Они не столько помогают нам, сколько вредят. Оп-па! Вот это новости… А сам – «сходите на молебен», «прикоснитесь к мощам»… дела опять же какие-то в монастыре были… У меня тут свой участок – триста метров отсюда наверх, триста метров вниз, справа до дороги, слева до реки, там мы, кстати, сейчас гидроэлектростанцию небольшую строим…

Дело принимало совершенно другую окраску, но сил остановиться уже не было.

— Отец Бенедикт! Да на этом участке можно и небольшой город возвести, — приторным восхищенным тоном полупрошептал я.

— Какой город?! — продолжал сокрушаться отец Бенедикт: все-таки нащупали мы какую-то «болевую точку». — О чём Вы говорите?! Священной Эпистасией разрешено жить здесь троим: мне, Григорию и Марку. Какой город?!

Ага! А ещё здесь Лёша живет, гастарбайтеры – Константин с подельником, неизвестно – один ли Марк внизу… Загадки множились на глазах.

— Так и все-таки, откуда тогда деньги, отец Бенедикт, — поддержал меня Андрей, — если эта… Эпистасия… вам их не выделяет?

— Всё благодаря паломникам, — воодушевленно и проникновенно произнес отец Бенедикт. — Что они принесут в дар, тем и живём. А нам разрешено в год принимать только пять паломников. Такую нам выделили квоту. Вот и крутимся, как можем.

Мы в сотый раз за сегодняшний день переглянулись с Андреем. Налицо была явная нескладуха: не могут же пять паломников типа нас обеспечить, кроме питания, топлива и других коммунальных расходов, суммы в 70 и 250 тысяч еврО, столь необходимых, сколь и желательных для отца Бенедикта.

— Ну, допустим, — через некоторую паузу сказал я и, вспоминая нашу дорогу в келлию от причала, задал второй вопрос: — А кто это всё сюда носит? Раз монастырь вам не помогает, а даже вредит, значит, снабжение у вас, скорее всего, от пристани, с моря. Кто поднимает всю ту же еду, топливо, строительные материалы?

— Ослики, — ответил старец. — Нанимаются ослики. Обычно штук 10 по 50 еврО каждый. Они забирают груз на пирсе и поднимают его к нам. Дорога трудная, сами видели. Бывает сорвется ослик в пропасть, даст Бог – выберется…

— А не даст? — хором спросили мы.

— Минус 50 еврО, — спокойно проронил старец.

— Вот Вам на двух осликов, — улучил момент Андрюша и протянул монаху банкноты. Инок поблагодарил, деньги моментально растворились в складках сутаны.

— А я на память о вашем пребывании у нас подарю вам цветные буклеты, — радостно сказал отец Бенедикт, скрылся на первом этаже своего домика и вышел оттуда с двумя цветными бумажками. Из буклетов следовало, что посетили мы «Русскую келию Панагица (Рождества Богородицы) монастыря Симона-Петра». И что, кроме всего прочего, «Оставив мир и дорогое Отечество для прохождения монашеского искуса, мы теперь всецело зависим от Промысла Всевышнего, прилежного труда малочисленной братии и сбыта произведений их рукоделия. Успех же этого сбыта всегда неверен и более чем гадателен». Последняя фраза меня умиляет до сих пор: этакий образец идеального пиара. Так надо письма спонсорам писать: «Дорогой друг! В следующем году решили мы выпустить очередной альбом песен  (затратная часть проекта – бла-бла-бла… много нерусских рублей). Альбомы наши всегда с интересом встречает и публика, и критика. Что касается сбыта продукции, успех этого сбыта всегда неверен и более чем гадателен. Скорее же дайте денег!»

Вникнуть в содержание буклета отец Бенедикт нам не дал, он сразу перевернул его так, что перед глазами у нас очутились строчки цифр и дал необходимые пояснения:

— Вот здесь рублевый счет для перевода денег, а здесь долларовый. У меня есть пластиковая карточка, я в город еду, там денежки и снимаю. Там, где рублевый, припишите отчество человека, на кого записан счёт, – Викторович. Запишите, запишите обязательно, а то не пройдут деньги.

 

— Отец Бенедикт! — продолжая вертеть в руках буклет, я обнаружил нечто, что потрясло меня невероятным совпадением через годы и километры. — Честное слово, я не часто попадаю в такие места, даже на уровне просто церквей или храмов, но вот что интересно: примерно лет десять тому назад мы с приятелем оказались в Кондопоге в полузабытой на то время церкви, которая произвела на нас сильнейшее впечатление. Это была Церковь Успения Богородицы. Поездку к Вам я тоже никогда не забуду, а келлия у Вас – Рождества Богородицы! Вот это совпадение!

И тут старец повторился:

— Совпадение! Чушь это. Всем Бог рукополагает. Решил нам здесь встречу назначить, так тому и быть. Вы, главное, отчество не забудьте, запишите!

— Поняли мы всё, отец Бенедикт! Спасибо Вам за приют и советы! — спешно откланялись мы и, зажав в руках буклеты, рванули к выходу. Проходя мимо келлии, я заскочил внутрь, нашел в сенях баночку из-под тунца и поставил её на прежнее место. Status quo местной ноосферы было восстановлено – котенок снова включился в привычную деятельность, мы же были сферой этой отторгнуты как существа чужеродные, а потому в системе этой – необязательные. То ли дело спящий Лёшка. Этот был свой!

Уже у камня, остановившись на традиционный перекур, Андрей озвучил, с моей точки зрения, самый реальный вариант происходящего в этом частном секторе Афона:

— Серега! Всё мы правильно сделали – валить надо не просто быстро, а очень быстро. Ты был прав, мы гарантированно оказались не в том месте, и время выбрали неудачное. Пока ты его допрашивал, я всё понял. Рассказываю схему. Сережа, вице-консул, находит и поставляет отцу Бенедикту новокрещеных. Сейчас очень модно в бизнес-кругах иметь своего отца-духовника. А если он с самого Афона? А если ты и крещен на Афоне? Круто? Круто! Новокрещеного ловят на какой-нибудь лаже, что-нибудь пошло «не по канону!», но мы, типа, всё исправим, и ты будешь геройский герой и святейший святой, а за это ты нам денежек на счет переведёшь: и монахам, и консулату – всем достанется. Ты в основе был прав – с нашими придурками, что на сырье денег огребли, а теперь в церковь подались, можно не город здесь построить, со временем можно и полуостров выкупить… Это ж надо, были бы люди как люди, сейчас бы ходили по Пантелеймону, ни о чём бы таком не думали, так ведь нет – в самый блуд попали. Зато уникальный опыт: простой человек, действительно никогда бы всего этого не увидел и не услышал бы, слишком много надо совпадений. Ну, Наташа… Ну, удружила… Ладно, завтра разберёмся. А сейчас ноги в руки и подальше отсюда – здесь дела не нашего ума и не нашего полета.

Издали, со стороны келлии, донеслось «Бздынь!». Жизнь в обители постепенно входила в привычное русло.

Обратная дорога, как всегда, была значительно короче. Нет, конечно, еще можно долго описывать, как мы допивали остатки теплой, но сохраненной нами воды на горной тропе, спускаясь к пристани. Как капитан Фёдорас опоздал, и Андрей, окончательно наплевав на все устои Афона, купался голышом в прибрежных водах. Как обыскивали монахов, которых мы забрали по пути в Свято-Пантелеймоновском монастыре, когда наш катер прибыл в Уранополь. Как сначала ничего не понимал, а затем хохотал всю обратную дорогу Тимур, слушая о наших приключениях. Как удивилась Ирина, когда мы ей позвонили уже из гостиницы и сказали, что мы ужинаем в ресторане, а она никак не могла понять, откуда в монастыре ресторан; а потом присоединилась к нам и до глубокой ночи мы сидели в баре на берегу моря, и я рассказывал эту историю, понимая, что когда-нибудь я напишу всё это, а вы прочитаете.

 

P.S. Утром следующего дня мы, как всегда, пошли купаться, и я не заметил, что в кармане своих плавок-шорт я оставил старенький Siemens. Волны Эгейского моря навсегда смыли номер телефона загадочного питерского «связного» отца Бенедикта.

Наташа сначала радостно приняла предложение послушать про наши похождения за чашечкой кофе, но позже, видимо почуяв неладное, в очередной раз и уже навсегда для этой истории отбыла с руководством фирмы на «важное и ответственное мероприятие».

 

P.P.S. Свечку я все-таки поставил. В ноябре Андрей сделал мне подарок на день рождения – пригласил посетить монастыри Метеоры – загадочного природного и культурного феномена, что неподалёку от горы Олимп. Там, в мужском монастыре, на самой вершине обточенного водой, ветрами и временем каменного «пальца», мне и удалось осуществить обещанное и задуманное. Андрей в очередной раз выполнил мою просьбу.

 

 

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Я долго не решался описать всё это на бумаге. Может, мы что не поняли, к чему-то не были готовы и всё на самом деле не так, как здесь было описано. Возможно. Но только на уровне некоторого гротеска, который мог появиться в описании как художественный приём. По сути всё было так, как здесь рассказано. И ещё. Решив найти, что пишут (или писали) про Афон, я обнаружил интересное послесловие к повести Бориса Зайцева «Афон». Частью этого послесловия я и хочу закончить это повествование.

«Мне довелось быть на Афоне в 1975, 1981 и 1983 годах. При каждом из этих посещений я воспринимал Афон как «Ноев Ковчег» — единственный сохранившийся в современном мире Благодатный оазис духовного возрождения. Но это восприятие таким было лишь «с птичьего полета». Опустившись даже на краткое мгновение на землю Афона, видишь, что и этот уникальный «Духовный Ковчег» дал трещины — и через них повеял суховей мира сего… До сих пор звучат в ушах слова одного святого старца о Святой Горе Афон: «Скоро мы будем переживать здесь то, что пережили вы в России». Больно было слышать эти слова. Глубокой болью они отзываются в моем сердце и теперь, ибо сознаю, что в них свидетельствуется Правда Божия, вопреки правде человеческой, устрояющей свой бизнес на Святом месте».

архимандрит Иннокентий (Просвирнин)

20.11 – 30.12.2006

Санкт-Петербург

 

 

При подготовке публикации были использованы материалы сайтов и страничек:

 

 

http://www.samara.orthodoxy.ru/Smi/Npg/065_8.html

 

http://triafona.orthodoxy.ru

 

http://agion-oros.orthodoxy.ru/doc/zaic_afon/index.htm

 

http://www.afon.vyatich.ru

 

Искреннее спасибо Екатерине Тенютиной за вычитку, правку, корректировку и редактирование написанного.